ОСНОВНЫЕ ЗАДАЧИ НАУКИ СОВЕТСКОГО СОЦИАЛИСТИЧЕСКОГО ПРАВА1

Мой доклад посвящается вопросу чрезвычайно большому и важному — вопросу о задачах, стоящих перед наукой совет­ского социалистического права, задачах, актуальность которых чувствуется на каждом шагу, как равно чувствуется и необхо­димость точного и ясного ответа на поставленные вопросы.

Цель моего доклада, тезисы которого вам, участникам этого совещания, розданы, заключается вовсе не в том, чтобы исчерпать все многообразие вопросов, какие неизбежно должны стоять впредь и уже стоят сейчас перед всеми юристами, работающими в области советского права. Моя задача более скромная. Она заключается в том, чтобы обрисовать лишь основные проблемы, стоящие перед правовой наукой в целом и перед отдельными юридическими дисциплинами в частности.

Этому вопросу — характеристике и определению стоящих перед нами научных задач — мы должны придать особенное зна­чение, если .не упускать из виду того обстоятельства, что в тече­ние достаточно, к сожалению, продолжительного времени направление нашей науки права не соответствовало интересам дела социалистического строительства; по крайней мере очень во многих отношениях это направление науки было не тем, каким оно должно было бы быть. Нам известны причины этого обстоя­тельства. В науке нрава в течение ряда лет почти монопольное положение занимала группа людей, оказавшихся провокаторами и предателями, людей, которые пытались под маской защитников марксизма-ленинизма, под маской ратоборцев за ортодоксальный марксизм, за марксистско-ленинскую методологию в действитель­ности предавать советскую науку, советскую отчизну.

Всем нам, работающим в той или другой области нашего советского права, эти презренные имена известны. Несомненно, предательство этих изменников сыграло немалую роль в извра­щении ряда проблем, как в их постановке, так и — что является гораздо более важным — в их решении, в различных областях науки советского права.

Каждый из нас уже давно ощущал необходимость освобо­диться от тлетворного влияния этих лжемарксистских так назы­ваемых «идей» и «взглядов», которые усердно насаждались

в различных институтах и, главным образом, в бывшем Институте советского строительства и права Коммунистической академии, а потом в бывшем Институте государственного права Академии наук. Здесь, в значительной степени вследствие нашего неуменья отличать друзей ст врагов, засела троцкистско-бухаринская банда во главе с Пашукмшсом, Крыленко и рядом других измен­ников, направлявших все своп усилия, как это теперь уже уста­новлено, на фальсификацию нашей науки. Эти господа направ­ляли свои усилия на то, чтобы задержать развитие советской юридической мысли, на то, чтобы извратить сущность марксистско-ленинского учения о праве и государстве. Эти гос­пода пытались выбить из рук пролетариата и трудящихся нашей страны такое могучее оружие, каким является маркистско- лепинекое учение о праве и государстве. При решении вопроса о созыве настоящего совещания нами руководило сознание необходимости завершить борьбу за окончательное выкорчевы­вание на этом участке советского строительства отвратительных последствий троцкистско-бухаринского вредительства, подвести некоторый итог той разоблачительной борьбе с врагами, которую ведет лучшая часть наших ученых, лучшая часть советских людей во всех областях социалистического строительства под руководством великой коммунистической партии, под непосред­ственным руководством великого Сталина и его ближайших соратников — руководителей Советского правительства и отдель­ных отраслей управления советским государством.

Вот эта необходимость подвести первые итоги уже пройден­ного пути по очищению своих рядов от врагов, от вредителей, от изменников, подвести первые итоги очищения советской пра­вовой теории от всяких антимарксистских, антиленинских, вра­жеских взглядов и извращений, завершить на основе богатей­шего наследства Маркса — Энгельса — Ленина и гениальных работ Сталина построение науки советского социалистического права, вот эта потребность и побудила нас собрать Всесоюзное совещание работников научно-исследовательских институтов, вузов, всех научно-исследовательских работников советского права.

Мы считали необходимым собрать это совещание для того, чтобы^ забив окончательно последний осиновый кол на могиле изменников, запакостивших нашу науку, дружно двинуться впе­ред под знаменем непобедимой коммунистической партии, партии Ленина — Сталина. (Аплодисменты). Победа социализма в нашей стране, нашедшая свое всемирно-историческое выраже­ние в великой Сталинской Конституции ознаменована гигантскими успехами решительно во всех областях хозяйственной, государ­ственной и культурной жизни СССР. Именно в результате этих блестящих побед были не только созданы новые материально- организационные хозяйственные задачи и отношения, но и новое социалистическое общество, принципиально отличное от любого

общества любой предшествующей нам эпохи, принципиально иное, поставившее ряд требований, выдвинувшее перед совет­ской наукой совершенно новые задачи. Всемирно-исторический факт построения в нашей стране социализма товарищ Сталин охарактеризовал в нескольких, очень простых, но, как всегда у товарища Сталина, гениальных словах. Товарищ Сталин сказал: «...у нас социализм не просто строится, а уже вошел в быт, в повседневный быт народа. Лет 10 тому назад можно было бы дискутировать о том, можно ли у нас строить социализм или нет. Теперь это уже не дискуссионный вопрос. Теперь это вопрос фактов, вопрос живой жизни, вопрос быта, который пронизывает всю жизнь народа» ’.

Победа социализма в СССР явилась итогом героической борьбы всего советского народа, рабочих, крестьян, интелли­генции за дело социализма, результатом пламенного патрио­тизма к родине, к партии, к народу. Эта победа — результат ве­ликой школы, которую прошел рабочий класс СССР под руководством большевистской партии, выпестованной, воспитан­ной в жесточайших классовых боях со своими врагами, в боях, победоносно проведенных под руководством партии, под руковод­ством величайшего из людей — Владимира Ильича Ленина и величайшего продолжателя дела Маркса, Энгельса и Ленина —• Иосифа Виссарионовича Сталина. (Аплодисменты).

Марксизм-ленинизм показал рабочему классу и всем трудя­щимся выход из капиталистического рабства, он показал путь из капитализма к новому, социалистическому строю. Марксизм- ленинизм обучал рабочий класс и всех трудящихся, ставших под пролетарские знамена, искусству борьбы с классовым врагом, і искусству побед, искусству строительства и построения социа-

' лпзма.

Товарищ Сталин был глубоко прав, когда, определяя значение марксизма, указал: «Марксизм есть научное выражение корен­ных интересов рабочего класса»². Именно потому, что марксизм есть выражение коренных интересов рабочего класса, именно потому, что рабочий класс в защите своих интересов объединился под знаменем социализма, уже трудами Маркса и Энгельса превратившегося в науку, рабочий класс и смог одержать свои всемирно-исторические победы.

Ленин подчеркивал, что только философский материализм Маркса и Энгельса указывает пролетариату выход из духовного рабства, в котором он прозябает во всех капиталистических стра­нах. Ленин, говоря о марксизме, подчеркивал, что экономическая теория Маркса разъяснила действительное положение пролета­риата в общем строе капитализма и что это сыграло гигантскую

¹ И. Стал я а. Речь на предвыборном ообоания избипателеп Сталин­ского избирательного округа гор. Москвы, Партиздат ЦК ВКП(б), 1937, стр. 9—10.

- И. Стал и н, Вопросы ленинизма, изд. 10-е, стр. 597.

роль в развитии рабочего класса и в частности рабочего класса нашей страны, сыграло гигантскую роль и в организации пар­тии рабочего класса, какой является великая партия больше­виков, организованная, воспитанная и руководимая Лениным и Сталиным.

Ленин и Сталин защитили марксизм от искажений оппорту­нистов и всех и всяких врагов рабочего класса. Они обеспечили марксистской теории ее дальнейшее развитие, подняв ее на небы­валую историческую высоту, обеспечили марксизму блестящий, невиданный, всемирно-исторический триумф. Ленин и Сталин научно обосновали дальнейшие пути развития соц алистического общества после первых побед пролетариата в борьбе за власть и после захвата власти пролетариатом.

Ленин и Сталин разгромили контрреволюционные, антисовет­ские «теории» и «теорийки» троцкистов, зиновьевцев, бухаринцев, эсеров, меньшевиков и других контрреволюционных элементов, среди которых важнейшую роль, организующую эти контррево­люционные, антисоветские силы, сыграла «теория» о невозмож­ности построения социализма в СССР, «теория», как это впо­следствии было установлено, представлявшая собою лишь «дымовую завесу», за которой враги советского народа пытались скрыть измену, предательство интересов социализма.

Одним из примеров такой «дымовой завесы» могут служить бухаринские антиленинские, вредительские упражнения в обла­сти философии, истории и права, совершенно извращенно изобра­жавшие процесс общественного развития после победы проле­тариата и утверждения пролетарской диктатуры. Таковы «теорийки» мирного и плавного врастания капитализма в со­циализм, «теорийка» трудовых затрат, явившаяся исходным пунктом провокаторской «теории» пашуканисов и других о со­ветском праве, как праве буржуазном, праве отмирающем; «теорийка» отмирания государства и бухаринская схема этого отмирания, беспощадно высмеянная и уничтоженная Лениным.

Социализм победил в СССР потому, что борьбой за социализм руководит наша партия, которая опирается на величайшее из когда-либо известных миру учений, на учение Маркса — Энгельса — Ленина-- Сталина. Гигантское, всеобъемлющее, все­мирно-историческое значение марксизма-ленинизма объясняет его исключительное влияние на все решительно явления нашей общественной жизни.

Маркс и Энгельс превратили социализм из утопии в науку. Они дали в руки пролетариата, борющегося за свое освобожде­ние, невиданное до того оружие — научную теорию, вооружив­шись которой, пролетариат приобрел силы, чтобы победить старый мир и построить мир новый, построить новое, социалисти­ческое общество. Марксизм покончил с мистифицированием

общественных отношении, с идеализированием тых оіноннчппі.

«Экономический строй общества каждой данной эпохи пред­ставляет собою ту реальную почву, свойствами которой объ­ясняется в последнем счете вся надстройка, образуемая сово­купностью правовых и политических учреждений, равно как религиозных, философских и прочих воззрений каждого данного исторического периода» —■ так писал Энгельс, определяя сущ­ность повой философской науки.

«Гегель, — писал Энгельс, — освободил от метафизики пони­мание истории: он сделал его диалектическим, — но его собствен­ный взгляд на нее был идеалистичен по существу. Теперь идеа­лизм был изгнан из его последнего убежища, из области истории, теперь понимание истории стало материалистическим, теперь найден был путь для объяснения человеческого самосознания условиями человеческого существования вместо прежнего объяс­нения этих условий человеческим самосознанием»^{[73] [74].}

Маркс и Энгельс доказали, что' юридические идеи являются выражением этого человеческого самосознания, что люди бессильны объяснить эти идеи из них самих, что в действитель­ности вся идеология представляет собой лишь надстройку на экономическом базисе, в основе которой лежат производственные отношения.

Именно это явилось фактом громадного исторического значе­ния, оказавшим гигантское влияние на все общественные науки, на все последующее их развитие, н, в первую очередь, такое огромное влияние на развитие философии, истории и права.

Благодаря работам Маркса и Энгельса социализм стал дей­ствительной наукой. В «Анти-Дюринге» Энгельс говорит: «Этими двумя великими открытиями — материалистическим пониманием истории и разоблачением тайны капиталистического производства посредством понятия о прибавочной стоимости — мы обязаны Марксу»^[75].

Ленин и Сталин явились гениальными продолжателями дела основоположников марксизма, гигантски приумножившими бо­гатства марксизма в условиях новой исторической эпохи — эпохи империализма и пролетарских революций.

Ленин и Сталин решили ряд важнейших вопросов социали-

стического строительства, о Советском государстве, как государ­стве нового типа, о многонациональном Советском государстве, как братском содружестве и свободном союзе народов СССР; о коллективизации сельского хозяйства и ликвидации кулачества, как класса; об исторических и практических путях уничтожения классов и ликвидации остатков капитализма в экономике и со­знании людей; таков сформулированный товарищем Сталиным закон сопротивления капиталистических элементов делу социа­лизма; таковы вопросы о роли права и закона в борьбе за социализм; учение о стабильности социалистического закона; о конституции социалистического общества, как выражении про­летарской диктатуры и социалистической демократии; о социали­стической пауке и культуре и строительстве социализма и др.

Ленин и Сталин развили и с исчерпывающей полнотой обосно­вали и претворили в жизнь марксистское учение о пролетарской диктатуре и социалистической демократии, о социалистической революции, социалистическом государстве рабочих и крестьян, учение о победе социализма в одной, отдельно взятой, стране.

Троцкисты и бухарипцы пытались учению Маркса — Энгельса — Ленина — Сталина противопоставить свои убогие мыслишки и «теорийки» о невозможности построения социа­лизма в одной стране, о невозможности прочного и нерушимого союза рабочих и крестьян, о неизбежности краха великой ленинско-сталинской политики, о непрочности союза народов СССР, о невозможности справиться собственными силами с опас­ностями и трудностями.

Марксистско,-ленинско-сталинскому учению о праве и госу­дарстве, как рычагах социалистических побед и борьбы за ком­мунистическое переустройство нашего общества, эти господа пытались противопоставить свои лженаучные нзчышлешы о вы­ветривании советского права, о его буржуазной природе, мешаю­щей осуществлению стоящих перед пролетарской революцией задач, об отмирании права и государства в условиях пролетар­ской диктатуры.

Изменник и предатель Бухарин и в области общей методо­логии и в области права и государствоведення развивал взгляды, направленные на разоружение пролетариата. В 1916 г. Бухарин по вопросу о государстве, о диктатуре пролетариата и классовой борьбе отстаивал явно антимарксистские, анархические взгляды.

Ленин в статье, опубликованной в том же 1916 г., разоблачил извращения марксизма:

«Автор ставит вопрос о том, в чем отличие отношения социа­листов и анархистов к государству, а отвечает не на этот, а на другой вопрос, в чем различие их отношения к эко­номической основе будущего общества. Эго очень важный и необ­ходимый вопрос, конечно. Но отсюда не вытекает, чтобы можно было забывать главное в различии отношения социалистов и анархистов к государству. Социалисты стоят за использование

современного государства и его учреждении в борьбе за юн бождение рабочего класса, а равно за необходимость неполно вать государство для своеобразной переходной формы от капи­тализма к социализму. Такой переходной формой, тоже государством, является диктатура пролетариата.

Анархисты хотят «отменить» государство, «взорвать» («spren- gen») его, как выражается в одном месте т. Nota-Bene, ошибочно приписывая этот взгляд социалистам. Социалисты — автор цити­ровал, к сожалению, слишком неполно относящиеся сюда слова Энгельса — признают отмирание, «постепенное» «засыпание» го­сударства после экспроприации буржуазии»¹.

«Ч;обы «подчеркивать» «принципиальную враждебность» к государству, надо действительно «ясно» понять ее, а у автора как раз ясности нет. Фраза же о «корнях государственности» со-всем уже путаная, не марксистская и пе социалистическая. Не «государственность» столкнулась с отрицанием государствен­ности, а оппортунистическая политика (т.-е. оппортунистическое, реформистское, буржуазное отношение к государству) столкну­лась с революционной социал-демократической политикой (т.-е. с революционным социал-демократическим отношением к государству буржуазному и к использованию государства про­тив буржуазии для ее свержения). Это вещи совсем, совсем различные» ^{[76] [77].}

По поводу этих разоблачений Ленина Бухарин до 1925 г. молчал н только в 1925 г., спустя год после смерти Лепина, напечатал при содействии Пашуканиса в сборнике «Революция права» статью «К теории империалистического государства», — ту самую статью, которая в свое время не была принята к печа­танию Лениным (редакцией «Сборник социал-демократа»). В примечании к этой статье Бухарин осмелился заявить, что в споре о государстве был прав не Ленин, а он.

«Позиция Бухарина, изложенная в его статье в «Интернацио­нале молодежи», есть позиция отрицания государства в период, переходный от капитализма к социализму» ^[78], — писал товарищ Сталин по поводу грубейших извращений марксизма преда­телем Бухариным. Бухарин протаскивал анархическую теорию «взрыва» государства вместо марксистской теории «слома», «разбития» буржуазно-государственной машины.

«Ленин исходил, — писал далее товарищ Сталин, — именно из марксистской теории «слома» б у р ж у а з н о-государственпой машины, когда он критиковал анархическую теорию «взрыва» и «отмены» государства вообще» ^[79].

Так в 1929 г. товарищ Сталин разоблачал антимарксистскую

и по существу контрреволюционную бухаринскую теорию «взрыва» государства.

Извращая марксистскую теорию о государстве, Бухарин, Пашуканис и компания рисовали схему отмирания государства после победы пролетарского государства в таком виде, что эту схему, и в особенности в свете последних фактов, установленных в судебных процессах по делу так называемого право-троцкист­ского блока, нельзя рассматривать иначе, как продолжение той же самоіі провокаторской политики, направленной на то, чтобы открыть ворота границ нашим врагам, чтобы обеспечить им возможность безболезненного вторжения в пределы нашей страны.

В самом деле, Бухарин предполагал, no-первых, что государ­ство пролетарское отмирает с первого момента его возникнове­ния, во-вторых, что это отмирание идет по такому маршруту: сперва отмирает армия и флот, как орудия наиболее острого внешнего принуждения, потом отмирает система карательных и репрессивных органов, далее — принудительный характер труда и т. д. Известна полная уничтожающего сарказма заметка Ленина на полях «Экономики переходного периода», где была Бухариным развита эта схема: «не наоборот-ли: сначала «далее», затем «потом» и наконец «сперва?» Б

Как можно судить теперь, Бухарин не случайно пропаганди­ровал мысль о необходимости как можно скорее ликвидировать такие внешние принудительные «нормировки», как он говорил, как армия и флот. Измена Тухачевского, измена целого ряда людей шла по той же линии провокаторской деятельности, кото­рую в области теории культивировали Бухарин, Пашуканис и компания. Попытка пропагандировать мысль о неизбежном отмирании уже теперь армии и флота, а следовательно, попытка свернуть работу по усилению нашей обороноспособности пресле­довала цель отдать нашу страну со связанными руками во власть врагов.

Разрушительная работа в области так называемой «теории», которой занимались эти господа, была в сущности направлена на то, чтобы внушить мысль о ненужности, о, так сказать, исто­рической исчерпанности таких государственных рычагов и средств борьбы, какими являются армия, флот, разведка, НКВД, суд, прокуратура. Это целиком и полностью совпадало с пропа­гандой основной установки этих господ, старавшихся показать, вопреки всем фактам жесточайших и совершенно нечеловеческих форм сопротивления делу социализма со стороны наших врагов, что капитализм тихо, мирно и плавно вползает или врастает в новый, социалистический строй.

После победы социалистической революции перед пролета­риатом, перед трудящимися нашей страны в целом встала задача

¹ «Ленинский сборник» XI, стр. 400,

максимального укрепления Советского государства. Подводя итоги первой пятилетки, товарищ Сталин предупреждал прошв благодушия, против непонимания задачи дальнейшего и еще большего з крепления Советского государства. Товарищ Сталии напоминал, чю рост мощи Советского государства будет уси­ливать сопроїпвлепне последних остатков умирающих классов. Против чіпкі тезиса, который является основой всей нашей работы но организации Советского государства, растущего и крепнущего и жестокой борьбе со своими врагами, направляли все свои усилия троцкисты и бухаринцы, зиновьевцы и ка­меневим, меньшевики и эсеры, всякого рода буржуазные нацио- штліісім, всякие пилсудчнкн, гитлеровские агенты, шпионы и ста­рые провокаторы.

Товарищ Сталин предупреждал, что «Нет такой пакости и клеветы, которую бы эти бывшие люди не возвели на совет­скую власть и вокруг которых не попытались бы мобилизовать отсталые элементы. На этой почве могут ожить,— говорил товарищ Сталин, — и зашевелиться разбитые группы старых контр-рсволюционных партий эс-эров, меньшевиков, буржуазных националистов центра и окраин, могут ожить и зашевелиться осколки контр-рсволюционных оппозиционных элементов из троц­кистов и правых уклонистов. Это, конечно, не страшно. Но все это надо иметь в виду, если мы хотим покончить с этими элемен­тами быстро и без особых жертв» >.

Товарищ Сталин разоблачил контрреволюционную теорию потухания классовой борьбы и ослабления государственной власти. О людях, так рассуждающих, товарищ Сталин говорил как о перерожденцах, либо двурушниках, которых нужно гнать вон из партии.

«Уничтожение классов достигается не путем потухания клас­совой борьбы, а путем ее усиления. Отмирание государства при­дет не через ослабление государственной власти, а через ее максимальное усиление, необходимое для того, чтобы добить остатки умирающих классов и организовать оборону против капиталистического окружения, которое далеко еще не уничто­жено и не скоро еще будет уничтожено» ^я.

Говоря об уроках последних судебных процессов, товарищ Молотов подчеркнул: «Теперь мы особенно хорошо запомнили указание товарища Сталина о том, как опасна в наше время политическая беспечность. Пополнились и наши представления в вопросе о государстве, в вопросе о государстве вообще и о социалистическом государстве, находящемся во внешне капита­листическом окружении, в частности. Больше чем когда бы то пи было мы поняли политическую роль шпионских разведок иностранных государств и вместе с тем необходимость своей соб-

¹ И. Сталин, Вопросы ленинизма, изд. 10-е, стр. 510. ^! Та м же, стр. 509.

с'іізскнон хорошей разведки. Наши представления в вопросе о государстве стали еще конкретнее, и это облепит нам более правильное использование аппарата государства в деле строи­тельства нового, к,тому инешческого общества.

Из борьбы с нр н нмп парода мы вышли отнюдь не ослаблен­ными. Напротив, М:.1 еще больше окрепли и еще больше уверены в полной победе а.шнто дела-'¹.

То же само.: мо/ы:о сказать и о нашей науке права и госу­дарства.

Со;дтемпі науке нрава не мало досталось от вредителей и предателей, монополиашровавьшх одно время в своих руках теоретическую разработку е^в.мекоі-о права. Вред, нанесенный науке советского права этими людьми, чувствуется еще и сейчас.

Едва ли нужно доказывать, ч ю именно здесь лежит основа всех тех извращений марксизма-ленинизма в области теории права и государства, о которые не>.ч>мненпо нс раз разбивались усилия честных людей нашей науки, пытавшихтя честно и верно служить делу социализма на своем научном участке, служить делу нашей партии, ведущей героическую борьбу' за торжество социализма со всеми и всяческими врагами.

Каково состояние научно-правового фронта в настоящее время? Надлежит отметить все еще продолжающееся отставание иаучио-правового фронта от требований нашей эпохи, от требо­ваний партии п правительства. В области правовой науки все еще не ликвидированы в полной мере последствия вредительства презренной троцкистско-бухаринской шайки. Эти презренные из­менники теперь разоблачены как агенты фашистской буржуазии, прибегающей к помощи этих и нм подобных «ученых», «профес­соров» и прочих предателей для того, чтобы попытаться разло­жить наши ряды, дезорганизовать такие мощные факторы со­циалистического строительства, как советская паука вообще и как наука советского права.

Основная цель этих господ заключалась в том, чтобы по­пытаться отравить наше сознание ядом антимарксистских, актиленинских «теорий», лишить нас той способности правильной ориентировки в практическом деле строительства социализма, которая дается настоящей наукой. Одна из целей подвизавшихся на теоретическом участке в области права и государства врагов народа состояла в разоружении пролетариата по части права и законности путем дискредитации советского права и советского закона, путем культивирования нигилистического отношения к со­ветскому праву, к Советскому государству и к советскому закону.

Едва ли мы сейчас в достаточной мере оцениваем, что обо­значает такого рода тактика наших врагов в этой области. Едва ли сейчас в достаточной мере понимаем, какой действи-

> В. М. Молотов, О высшей школе, Госполиткздат, 1938, стр. 19.

тельно диверсионной, В Прямом СМЫСДе этого слова, т. е. в пря­мом смысле статьи 58® УХ РСФСР, характер носила эта работа, работа, которую я характеризую как провокаторскую, диверси­онную работу по теории права. Эта работа была направлена на дискредитацию советского права в глазах самих работников юстиции и в глазах работников, которые соприкасаются с ними, чтобы развить нигилистическое отношение и к советскому праву, и к советской юстиции, и'к советскому закону — основе всей нашей деятельности.

В самом деле, какое влияние могла оказать пропаганда таких, например, взглядов. «Сейчас, — писал один из вредите­лей,— для нас бесспорно, что растущее значение сознательного регулирования хозяйственных процессов и вообще выработка сознательной коллективной воли на основе исторического мате­риализма, как основной признак социалистического общества, вовсе не равносильны растущей роли права, а наоборот сопро­вождаются неизбежным его отмиранием».

Иначе говоря, отмирание права объявляется чуть ли не пред­посылкой роста нашей коллективной сознательности.

Какое влияние могла иметь проповедь такого рода положе­ний! Как можно было, воспринимая такого рода проповедь, вести практическую работу!

Или дальше: «Процесс свертывания правовой формы про­ходит, — писал одни из вредителей в тоге философа права, — ряд ступеней, в общем соответствующих исчезновению рыночных отношений... Иначе говоря, по мере того, как социализм вы­тесняет буржуазно-рыночные отношения, происходит процесс свертывания правовых форм. Эта перспектива развития органи­зационно-технических актов и отношений за счет формально- юридических и есть перспектива отмирания права, теснейшим образом связанная с отмиранием государственного принуждения по мере перехода к бесклассовому обществу». Вот какая га­лиматья пропозедывалась со страниц наших юридических жур­налов буквально изо дня в день. А известно, что даже самые слабо действующие ядовитые вещества, принимаемые в лошади­ной дозе, в конце концов оказывают самое губительное влияние на состояние организма.

Или вот, например, еще одна вредительская «философия». «Советское право, право переходного периода, равно как и про­летарское государство, есть отмирающее государство и право. Начало процесса их «отмирания» необходимо датировать уже с момента самой пролетарской революции, с момента окончатель­ны! победы пролетариата в революции».

Такая «философия» была не просто каким-нибудь единичным высказыванием потерявшего рассудок человека, — это была школа, это была система. Такие проповеди раздавались п в обла­сти общей теории права, и в области процессуального права, и в области уголовного права, и в области гражданского

права, — кстати сказать, вообще ликвидированного и заменен­ного так называемым «хозяйственным правом».

Несомненно, что усилия вредителей, направленные на дискре­дитацию советски,го права, оказали самое губительное влияние на умы молодежи и, к сожалению, дайте на умы кое-каких ста­рых научных рабы инков, принимавших этот бред за чистую монету «новой», «рсволюїіііиііноіі» науки и старавшихся не от­ставать от этих замечаю.н,пых «новаторов» и «революционеров» в области права.

Грубейшие извра іцеш і я в шкажснпя по всем линиям науки советского нрава п і огуда ре і в,а и сосіавляли основное содер­жание «р;.бо;ы:> разоблаченных ныне предателей. Эти вреди­тельские извращения и j)i і вел а к крупнейшим прорывам в нашей науке по всему фроніу, а на некоторых участках привели к поліпні ликвидации научной разработки юридических про­блем, п даже, к ликвидации отдельных юридических дисциплин. В сущности говоря, тУ, ЧТО было До спх пор Э1ПМИ господами преподносимо под видом «теории» «права», представляло собой самую беззастенчивую фальсификацию науки права, о чем я по­стараюсь дальше сказать более подробно.

Одним из наиболее ярких примеров этой поистине диверси­онно-вредительской работы троцкистско-бухаринских, фашист­ских агентов может служить преступная деятельность банды во главе с Пашуканисом, Крыленко, Берманом и др. Эти господа и их сообщники проводили разрушительную «работу» в области науки права и государства главным образом по двум направле­ниям: во-первых, по линии троцкистско-бухаринской трактовки всех основных вопросов права и государства и пропаганды троц­кистско-бухаринских извращений в этой области и, во-вторых, по линии систематического саботажа научной работы, созна­тельного срыва организации научной работы, срыва организации аспирантуры и других мероприятий гю подготовке молодых науч­ных кадров. Вот почему за 1937 г. ряд научно-исследовательских юридических институтов, оказавшихся пораженными этой страш­ной болезнью, ие выполнил ни одной темы своего плана и не под­готовил ни одного молодого научного работника. В качестве примера в первую очередь нужно сослаться на бывший Институт государственного права Академии наук. Я могу здесь заявить о чрезвычайно тяжелом наследстве, в свое время полученном мною. Когда я пришел в этот институт, то оказалось, что ни одна тема громадного плана научно-исследовательских работ Инсти­тута государственного права не только не была выполнена, но даже по-настоящему не была поставлена.

Больше того, работа по ряду тем сознательно была органи­зована так, что опа не могла дать никакого результата, кроме одного — бесконечного вытягивания денег и бросания денег на ветер. Я утверждаю, что по бывшему^ Институту государствен­ного права Академии наук во время пашуканпсовско-берманов-

ского руководства были истрачены сотни тысяч рублей совер­шенно непроизводительно--из так называемую разработку научных тем, хотя ни одна из этих тем не была фактически раз­работана. Если некоторые из них и были в договорном порядке представлены на рассмотрение института, то никто в институте ими не занимался: они просто складывались в архив, были предоставлены самой добродушной критике — критике мышей. В этом и заключалась вся «организация» научной работы. Как же не назвать такую работу вредительской в самом подлинном смысле этого слова, достойной квалификации по соответствую­щим статьям Уголовного кодекса!

Разрушительная «работа» троцкистско-бухаринских изменни­ков нанесла урон нашей теоретической мысли и не меньший урон организации и всей практической деятельности органов нашей юстиции. Проповедь вредительских «теорий» отмирания права и государства «выветривания» права, советского права, как «права без справедливости», как буржуазного права, проповедь построения советских уголовных кодексов, как кодексов без общей и особенной частей, проповедь «хозяйственного права», превращавшего человека в хозяйственную «единицу», — весь этот бред не мог не ударить самым чувствительным образом и по практической работе органов юстиции в целом.

Важнейшая задача, стоящая в настоящее время перед всеми научными работниками в области науки права и государства, заключается в выкорчевывании, в полной ликвидации всех остатков этих провокаторских измышлений, т. е. в полном и до конца очищении авгиевых конюшен нашей правовой науки от грязи, от всей гнусности вражеских «теорий», от всего того хлама, который, к сожалению, накоплялся у нас целые годы, от всех вражеских «теорий», имевших у нас хождение в значи­тельной мере (надо прямо и честно это сказать) по нашей вине, по нашей недопустимой доверчивости к различным авторам, которые попросту оказались иностранными полицейскими лазут­чиками и шпионами.

Эта очистительная работа в настоящее время в значительной степени проделана, маски с этих господ «ученых» сорваны, они разоблачены и отправлены на историческую свалку, куда, по меткому выражению Вячеслава Михайловича Молотова, история не в таком отдаленном будущем отправит, должно быть, и самое капиталистическое общество. Разоблачены различные вражеские антинаучные «теории» и «теорийки», посредством ко­торых враги пытались парализовать рост советской юридической мысли, расчищено широкое поле для плодотворной творческой работы на пользу нашему советскому отечеству, на благо на­шему советскому народу, на благо социализму.

Перед нами, перед советской наукой, стоят крупнейшие задачи юридической разработки ряда вопросов, вытекающих из задач социалистического строительства. Эта разработка возможна

лишь при условии полного и последовательного овладения марксизмом-ленинизмом, всем учением Маркса- --Энгельса-- Ленина — Сталина.

«Размах нашего дела,- -говорил товарищ Молотов на Пер­вом всесоюзном совещании работников высшей школы 15 мая 1938 г., — настолько велик, проводимое советской властью пере­устройство жизни вносит такие коренные изменения, что в наших условиях нельзя замыкаться только в повседневные дела и теку­щие нужды, а необходимо сознательно относиться к генераль­ному пути нашего развития, к историческим событиям, участ­никами которых мы являемся. Мы, большевики, считаем, что верным компасом в исторических событиях может служить ленинизм, раскрывающий их действительную сущность. Овладеть ленинизмом — в этом важнейшая задача работников высшей школы, в этом важнейшая задача советского студенчества»

Так В. М. Молотов определил задачи нашей научной работы. И это является для нас практической программой нашей дея­тельности. Марксизм-ленинизм действительно требует активного овладения пролетариатом на деле всей старой культурой, всей старой наукой.

«Нужно,— говорит Владимир Ильич,— взять всю культуру, которую капитализм оставил, и из нее построить социализм. Нужно взять всю науку, технику, все знания, искусство. Без этого мы жизнь коммунистического общества построить не можем» ². Но, с другой стороны, несомненно, что «...только социализм освободит науку от ее буржуазных пут, от ее порабощения капиталу, от ее рабства перед интересами грозного капиталисти­ческого корыстолюбия» ³.

Марксизм-ленинизм учит пониманию силы и значения уста­новившихся в науке традиций и умению использовать их в инте­ресах науки. Одновременно марксизм-ленинизм учит смелости и решимости, учит, как говорит товарищ Сталин, «...ломать ста­рые традиции, нормы, установки, когда они становятся устаре­лыми, когда они превращаются в тормоз для движения вперед...» ⁴.

Марксизм-ленинизм ценит науку, которая, как говорит товарищ Сталин, «...умеет создавать новые традиции, новые нормы, новые установки» ⁵.

Марксизм-ленинизм, таким образом, поднимает науку, ее роль и значение в борьбе за социализм, в деле организации новых, социалистических отношений на огромную высоту.

Указания товарища Сталина о значении научной теории

¹ В. М. Молотов, О высшей школе, Госполитиздат, 1938, стр. 13.

² Ленин, Соч., т. XXIV, стр. 65.

³ Ленин, Соч., т. ХХШ, стр. 41.

⁴ И. Сталин. Речь... на приеме в Кремле работников высшей школы 17 мая 1938 г., Госполитиздат, 1938, стр. 4.

⁵ Т а м ж е.

Си і

її науки в целом и о роли новаторов в науке, таких корифеев науки, каким является Ленин, величайший человек современ­ности, таких новаторов дела, практиков, как Стаханов и Папа­нин, которые являются людьми передовой науки, полностью раскрывают всю глубину и революционность марксистских взглядов на науку, на пути и задачи развития советской науки в целом, а следовательно, и нашей правовой науки.

Одной из важнейших задач советской науки является все­стороннее и исчерпывающее овладение наукой и культурой капиталистического общества. Овладеть научным богатством, научным наследством старого общества возможно, однако, лишь на основе преодоления узкого кругозора буржуазного мышле­ния — буржуазной методологии-науки, став на единственно проч­ную научную почву — на почву диалектического материализма, марксизма-ленинизма, освещающего, как сказал тов. Молотов, «...генеральный путь исторического развития, раскрывающего смысл современных событий...» *.

Конечно, процесс овладения этим богатством, процесс его использования трудящимися классами в интересах своей освобо­дительной борьбы связан с преодолением ряда серьезных труд­ностей. Эти трудности выражаются раньше всего в том, что наша теоретическая работа отстает от наших практических успехов; в том, что у нас, как сказал товарищ Сталин еще в 1929 г., все еще имеют хождение различные буржуазные и мелкобуржуазные «теорийки»; в том, что эти «теорийки» нередко не встречают должного отпора; в том, что «...ряд основных положений марксистско-ленинской политической экономии, являющихся вер­нейшим противоядием против буржуазных и мелкобуржуазных теорий, начинает забываться, не популяризуется в нашей печати, не выдвигается почему-то на первый план?» ².

Это можно сказать с особой силой и в отношении нашей правовой науки, потому что такого действительно преступно­безразличного отношения к величайшему наследству Маркса — Энгельса — Ленина, которые дают нам исключительнейшие по богатству источники разработки целого ряда важнейших проблем нашего советского права в условиях победившего социализма, едва ли можно представить в какой-либо другой отрасли в такой мере, как это имеет место, к сожалению, в нашей науке.

В сущности говоря, богатейшее наследство марксизма- ленинизма в области права не только не изучено, но оно не систематизировано. Оно остается нередко на книжных полках, вместо того, чтобы быть предметом самого глубокого изучения со стороны наших и новых и старых научных работников, имею­щих полную возможность найти в наследстве Маркса — Энгельса — Ленина и в работах товарища Сталина неисчерпае-

¹ В. М. Молотов, О высшей школе, Госполитиздат, 1938, стр. 17.

² И. Сталин, Вопросы ленинизма, изд. 10-е, стр. 300.

5*

07

мыс богатства для тою, чтобы рекппь ряд важнейших вопросов нашего ссгодняшшн о практическою строительства в области нрава вообще и в і.п.та» і и науки нрава в частности.

Овладение шахтным богатством капиталистического мира возможно лишь на омишс максимального использования бога­тейших научных материалов основоположников и классиков марксизма, на основа' преодолении при их помощи засоряющих головы наших практикой, буржуазных теорий, приобретших, как сказаді товарищ іа.аші, прочность предрассудка. Перед нами стонг очень серызная и большая задача в области теории права н государства, так на шннш\iuii общей теории права и госу­дарства. Эта задача привлекаю к еебо наше' внимание, конечно, в первую очередь, как до вполне понятно, ибо здесь мы имеем дело с основными принципами теории нрава и государства.

Хаос н путаница, царящие, в буржуазной науке права, конечно, затрудняют разработку нами тех проблем, которые могли бы быть более успешно разработаны при помощи привле­чения к этой разработке и научного богатства юридической мысли старого капиталистического общества. А такое богатство, несо­мненно, существует и очень значительное. К сожалению, я го­ворю, использование этого материала, привлечение его к нашей созидательной, творческой работе оказывается весьма затрудни­тельным вследствие того поразительного хаоса, той поразитель­ной путаницы в науке буржуазного права, которые там суще­ствуют до сегодняшнего дня. В сущности говоря, буржуазной науки права нет, если не считать, разумеется, за науку набор произвольных построений, прикрытых научной фразеологией. 'Гакая наука, конечно, в капиталистическом мире существует. Но науки, в подлинном смысле этого слова нет. И это несмотря на то, что, среди «научного» буржуазно-правового мусора выде­ляются работы выдающихся юристов, буржуазных ученых, однако разделяющих судьбу всей буржуазной науки. Их работы, так же как и вся буржуазная наука, бесплодны, вроде библей­ской смоковницы. Они бесплодны, они бессильны и причина этого в значительной степени кроется в порочности самого метода науч­ного исследования. В буржуазной науке нет единства в пони­мании самого содержания права.

Бессилие буржуазной правовой науки, как, впрочем, и осталь­ных буржуазных общественных наук, заключается в порочности и бессилии того метода, которым эти науки права пользуются,—■ именно юридического метода исследования, который уходит от конкретных особенностей исследуемых явлений. От взгляда судьи и юриста, говорит, например, Еллинек, уходят более тонкие от­личия личности. «Их удовлетворяют Кай и Тиций, истец и ответ­чик, представляющие нечто общее, аналогичное тонам в акустике или краскам в оптике. Но в действительной жизни индивидуали­зируются все сделки и деликты, здесь действует старое правило. Все вообще' купли-продажи, совершаемые на ярмарке¹, юрист 6 К

в огромном большинстве подводит под один и тот же тин» Юристов, пользующихся юридическим методом, не интересуют различия в экономическом положении, например, отдельных хозяйств, как и различные экономические условия заключенных акторами (сторонами) сделок. Это последнее, говорят они, дело экономиста, статистика, социолога и т. д., но не, юриста.

В юриспруденции царит юридическое искусство абстрагиро­вания от «посторонних», т. с. лежащих вне области нрава, так называемых ме.та-юриднческих явлени/і. Поэтому юридическое мышление односторонне и лишено содержания, наполнено або накипями и чуждо конкретности. В этом причина невозмож­ное; К пользоваться так называемым догматико-юридическим ме­лей м для научного исследования. Догматико-юридический метод, при помощи которого буржуазные ученые рассчитывают разга­дать тайны общественных явлений, также не подходит для этой цели, как средневековая теория какого-нибудь флогистона ие подходит для познания явлений природы. Юридический метод ; означает логическое оперирование понятиями и представлениями, I вместо оперирования явлениями, скрывающимися под покровом ■. этих понятий и представлений. Это чисто логический метод, рас- < сматривающий явления как таковые, существующие для себя н в себе, как явления замкнутые, черпающие свое начало и свой конец в самих себе.

Отсюда лживость выводов, ложность суждений. Недаром Маркс юридический метод охарактеризовал, как метод, отвле­ченный от действительного мира явлений, метод познания этих явлений не путем познания материальных причин, породивших эти явления, а путем чисто умозрительных спекуляций, путем чисто умозрительного анализа этих явлений. Отсюда фетишизм буржуазного права, буржуазно-правовых понятий, составляющих в своем фетишизированном и абстрагированном виде содержание буржуазной науки права. Отсюда произвольность и антинауч­ность учений и теорий, создаваемых бесчисленным множеством различных буржуазных ученых, применительно к их политиче­ским вкусам и требованиям, в сущности применительно к поли­тическим вкусам и требованиям их капиталистических хозяев.

Характерно по этому поводу замечание Еллинека. «В лите­ратуре учения о государстве, — говорит Еллннек.— господствует величайшая путаница... Вплоть до настоящего времени всякое, хотя бы и бессмысленное измышление из области учения о госу­дарстве, если только оно преподносилось с должным апломбом, обращало на себя внимание в литературе и серьезно обсужда­лось. Утверждения заменяли факты, убеждения—доказатель­ства, неясность сходила за глубокомыслие, произвольные умство­вания — за высшее познание. По этой, главным образом, причине в истории литературы учения о государстве в новейшее время

¹ Е л л и н е к, Право современного государства, стр. 10.

образовался столь значительный пробел, что в течение последних десятилетий нн одни систематический труд не сумел привлечь к себе хотя бы некоторого внимания» Так говорит Еллинек, один из буржуазных ученых.

Не лучше отзывается о буржуазной науке Гумплович, тоже крупный буржуазны!'! юрист. «Юристы, — говорит он, продолжая мысль Канта, •—- и is настоящее время ищут определения права, да и не скоро еще найдут сто, так как они попали на ложный путь и находятся в страшном заблуждении, думая от права добраться до государства, которое ими рассматривается, как правовой продукт» ^{[80] [81].}

«...Современная паука государственного права действительно представляется пипкою і; своих основах и требующей коренного пересмотра» ^[82], — говорит, пачрпмер, Новгородцев в предисловии к русскому переводу книги Діоічі «Конституционное право».

Я привел ряд высказываний крупных буржуазных юристов, чтобы показать, что мое утверждение о совершенно хаотическом состоянии буржуазной науки права, несмотря на очень большой апломб, который несомненно присущ буржуазной науке права и отдельным ее представителям, это не просто фраза, а это итог правильного и беспристрастного изучения, правильной и беспри­страстной оценки подлинного состояния буржуазной науки права.

«Бесконечные споры, возникающие по вопросу о настоящей природе субъективного права, лучшее доказательство всего того' искусственного и шаткого, что заключается в этом понятии» ^[83], — говорит французский юрист Леон Дюги.

В работе «Социальные функции права» Карпер ставит вопрос о роли права в обществе в следующей форме: «Как создает общество свое право п как право создает свое общество?»^[84]. Этим он явно изобличил свою полную неспособность разобраться в этом не очень уж сложном вопросе. У Карпера ничего не нашлось сказать лучше, как привести слова Канта: «Чисто эмпирическое учение о праве есть голова (подобно деревянной голове в басне Федра), которая, может быть, и красива, но только, к сожалению, лишена мозга». К этому Карпер добавил: «Наука о праве поэтому начинается как раз там, где кончается юриспруденция...» ^[85].

Наш отечественный «философ» юрист Шерпюпевич в резуль­тате анализа различных правовых систем пришел¹ в свое время к заключению, что «...нет никакой надежды отыскать желаемый

признак, коюрый мог бы быть применен ко всякому праву п слу жил бы для него отличием от других проявлений обіЦСС ІТІСІІ- ности» ’.

Таким образом, начиная от Гумпловича и Еллинека до Дюгп и Карнера, Новгородцева и Шершеневича, — можно назвать любого из буржуазных ученых-юристов, представителей науки буржуазного права, везде мы видим у них безнадежную оценку состояния буржуазной науки права, потонувшей во внутренних противоречиях и неспособной найти выход из крайне запутан­ного, буквально критического положения.

Буржуазные юристы, несомненно много сделавшие каждый по-своему для того, чтобы продвинуть хоть на один миллиметр вперед свою науку, не смогли решить основных задач, стоящих перед юридической наукой, в области которой они работают. Они оказались бессильными в этом отношении потому, что они не в состоянии освободиться от причины всех причин, объясняю­щих их ошибки, — от порочности самой методологии своей иссле­довательской работы. Методология исследования —это есть ключ к обоснованию правильной научной теории. Не имея в своих руках такого верного компаса, как методология диалектического материализма, буржуазные ученые путаются и в определениях права.

У нас иное положение. В наших руках верный компас под­линно научного исследования — марксистско-ленинская методо­логия, учение Маркса — Энгельса — Ленина — Сталина. На этой основе мы можем завершить построение нашей теории права и государства, быстро и решительно преодолев в области научно­юридической разработки теории те недостатки, которые объ­ясняются тем, что враги порядочно мешали нащей работе в этой области.

Советской науке права, т. е. научной теории, обобщающей основные принципы построения советского права, еще придется много поработать, чтобы двинуть это дело вперед.

Надо сказать, что юридической разработке теории права вообще и государственного права, в частности, мешала вреди­тельская деятельность пашуканисов и К°, отрицавших самую возможность построения такой теории.

Пашуканис, больше всего напакостивший в этой области, в книге, которую он кощунственно назвал «Общая теория права и марксизм», утверждал, что наиболее общие и простейшие юри­дические понятия являются результатом логической обработки норм позитивного права, что они представляют собою просто «продукт сознательного творчества по сравнению со стихийно складывающимися правоотношениями и выражающими их нор­мами».

Вот принципиальная исходная позиция этого горе-«ученого».

■ Г Ф. III с ршсневич, Общая теория права, г. I, М.. 1911, стр. 280.

Если действительно так представлять себе самый процесс орга­низации или выработки теории права, что общая теория права является результатом лишь «логической обработки норм пози­тивного права», то, конечно, никакой общей теории права создать нельзя.

Теория права -no ecu, система [правовых принципов, на основе которых строи пні вся па\кн нрава, все отрасли науки права, независимо от их конкретною содержания. Вырабслка утих прин­ципов не может бра и, свое начало її нормах позитивного права. Наоборот, нормі,! но іп і іншого права, как н все позитивное право в целом, должны сіропіься г, соответствии с началами, принци­пами, установленными теорией права, опирающейся в свою очередь на принципы социализма, социалистической революции, социалистического государственного п общественного строя. Следовательно надо выработать сначала принципы теорий права. А выработать их можно не из права, хотя бы позитивного, а из жизни, откуда они и берут свое начало, берут все свои истоки, вбирают в -себя всю свою жизненную силу, из содержания обще­ственных отношений, в основе которых лежат производственные отношения данного общества, из особенностей данного обще­ственного и государственного строительства.

Следовательно, построение теории права возможно только на основе принципов организации общественных отношений, объясняемых в конечном итоге производственными отношениями, являющимися основой всех общественных отношений з любом обществе, в любую эпоху.

Попытка построить теорию права (так называемую общую теорию права) путем логической обработки норм позитивного права — это не новая попытка. Ее мы встречаем во всех напра­влениях буржуазной науки права, пользующейся догматико­юридическим методом.

Вся буржуазная наука занималась только тем, что пыталась построить теорию права путем логической обработки норм пози­тивного права, сдабривая ее всякого рода постулатами, вроде постулата абсолютного духа и т. д. Но такого рода «разработка» не могла дать и не дала действительно правильного, научного познания права.

Ставя вопрос о марксистско-ленинской теории права и госу­дарства, или, как ес называют, общей теории права и государ­ства, т. е. такой теории права к государства, которая давала бы систему принципиальных положений, обязательных для напра­вления и разработки всей науки права в целом и каждой из кон­кретных юридических дисциплин в отдельности, мы имеем в виду принципы, отличающие советское право от права буржуазного.

Советская теория права и государства должна дать систему советских социалистических принципов, объясняющих и обусло­вливающих социалистическое содержание, советских юридиче­ских дисциплин и юридических институтов.

ВреДП'ІСЛІІ 113 1 руины Крыленко--- І Іншу КИШИ И В корне II tltp.'l тили марксистско-ленинскую теорию о праве и государстве. Эт господа доказывали, что пролетарскому праву чужды свои новые обобщающие понятия. Всякую попытку построить теорию социа­листического права они объявляли попыткой прокламировать бессмертие формы права п самого права, которое-де в условиях социалистического общества неспособно к обновлению и рас­цвету. Они пытались доказывать, что отмирание «категорий (именно категорий, а не тех или иных предписаний) буржуазного права отнюдь не означает замены их новыми категориями про­летарского нрава, также как отмирание категорий стоимости, капитала, прибыли и т. д. при переходе, к развернутому социа­лизму не будет означать появления новых пролетарских катего­рий стоимости, капитала, ренты и т. д.».

По этой вредительской «теории» отмирание категорий бур­жуазного права будет означать «отмирание права вообще, т. е. постепенное исчезновение юридического момента в отношении людей».

Таким образом пашуканнсы отвергали самую возможность построения советской социалистической теории права. Они отри­цали наличие у советского права своих обобщающих понятий, они ориентировались на отмирание категорий права и права в целом, что, естественно, исключало всякую надобность в по­строении теории права.

Путаница и чистый юридический идеологизм у буржуазных ученых находят свое выражение в таких важнейших и решаю­щих вопросах, как само определение, само понятие права и госу­дарства.

Е. Н. Трубецкой, известный профессор Киевского универси­тета, в своей «Энциклопедии права» дает следующее определение j> права: «Особенно резко бросаются в глаза недостатки тех ходя­

чих в наше время определений права, которые исходят из поня­тия государства. Из них наиболее типичным представляется определение, высказанное Иерингом в известном труде его «Цель в праве». Иеринг считает совершенно правильным то ходячее определение права, которое гласит: «Право есть совокупность действующих в государстве принудительных норм». Нетрудно убедиться в том, что это определение, как и вообще все те много­численные в наше время определения, которые исходя из поня­тия государства, совершают логический круг, определяют право правом, неизвестное неизвестным. В самом деле, государство есть прежде всего правовая организация, союз людей, связанных между собою общими началами права; ясное дело, следова­тельно, что понятие государства уже предполагает понятие права. Стало быть, те учения, которые определяют право как совокупность норм, «действующих в государстве» или «признан­ных государственной властью», говорят на самом деле иными

словами,- Право есть право, X = X.

Акт признания пли непризнания государственною властью тех или других норм за право, очевидно, не может послужить признаком для различения права от неправа, ибо этот акт в свою очередь покоится па праве, присвоенном государственной власти. Понятие государства уже предполаїает понятие права; поэтому вводить в определение права понятие государства — значит определять право правом»

Или В. С. Соловьев, определяя право, говорит: «...Право есть принудительное требование реализации определенного мини­мального добра, пли порядка, не допускающего известных про­явлений зла»

Каучуковое определение. Право есть требование реализации определенного минимального добра, или порядок, не допускаю­щий известных проявлений зла. Это тавтология — разумеется, если требуешь добра, то не допускаешь зла. Это верчение вокруг пустого места. Чем же доказано, что право есть порядок, который не допускает известного проявления зла, иначе говоря, чем это доказано, что право есть минимум нравственности? Почему минимум нравственности? Почему право не может быть макси­мумом нравственности? Наконец, если это нравственность, то какая это нравственность, чья нравственность? Ведь совершенно понятно, что само понятие нравственности очень растяжимое понятие, и нравственность бывает разной, в зависимости от эпохи, от особенностей данного общества, от того, какой класс господ­ствует в данном обществе. Следовательно соловьевское опреде­ление права как «принудительного требования реализации опре­деленного минимального добра, или порядка, не допускающего известных проявлений зла»³, ничего не дает. Оно¹ нереально, противоречит жизни, потому что если говорить о праве, как о реа­лизации каких-то требований, то надо сказать, кем предъ­являются эти требования, во имя какого блага, кого это благо касается, какие интересы это благо затрагивает, и т. д„ и т. п, В. С. Соловьев на эти вопросы ответа не дает, а без ответа на эти вопросы нет и ответа на вопрос о том. что же такое представляет собой право. Такие «определения», как у Соловьева или анало­гичные им, мы находим поголовно у всех буржуазных юристов.

Вот почему мы имеем достаточно оснований говорить, что в области науки буржуазного права, там, где речь идет о науке права и о самом определении права, царит невероятная путаница, хаос, там отсутствует всякая научность.

Нужно ли останавливаться на том, к чему сводилась и как, с каких позиций велась в нашей юридической литературе «кри­тика» буржуазного права при том вредительском влиянии, кото­рым был поражен в прошлые годы наш теоретический правовой фронт? Нужно ли специально подчеркивать, что «критика»,

¹ Е. Н. Трубецкой, Энциклопедия прав::, М„ 1908. стр. 12.

² В. С. Соловьев, Собр. соч., 2-е изд.. т. VIII, СПб, 1913, стр. 109.

■■ Т а м ж е

которую пи испода направляли прошв буржуазных ученых, в действительности сама была, с точки зрения ее научного содер­жания, научной ценности, в высокой степени порочна и несо­стоятельна, потому что «критики» вроде Пашуканиса и его сподручных извращали марксизм-ленинизм, исходили из лжемар­ксистских, ничего общего с марксизмом-ленинизмом не имеющих «теоретических» позиций. Фальсификаторы марксизма-ленинизма не могли, разумеется, дать марксистской критики буржуазных теорий права и государства. Обращаясь хотя бы к краткому обзору различных определений права, различных теорий, гово­рящих о содержании права и отдельных правовых институтов, мы должны раньше всего подчеркнуть полную несостоятельность этих определений, понятий, теорий.

Я напомню хотя бы только такие факты, как определение Пашуканисом нашего советского права как буржуазного права, определение самого права вообще как буржуазной категории, утверждение, что кульминационная точка развития права лежит в буржуазном праве, и т. д. По Пашуканису, право достигает своего кульминационного развития в капиталистическом обще­стве и следовательно в социалистическом обществе право уже не развивается, не имеет никаких перспектив развития. Между тем, если обратиться к истории, можно без труда доказать, что развитие капиталистического общества идет в направлении свертывания, разрушения права и законности. Капитализм в своей империалистической фазе развития тяготится собствен­ным «правовым режимом», режимом законности, от которой чем дальше идет обострение классовых противоречий, тем сильнее он склонен отделаться раз и навсегда.

Процесс развития капиталистического общества связан с про­цессом его загнивания, а процесс загнивания капиталистического общества связан с процессом разрушения или, можно прямо сказать, расстрела, уничтожения буржуазией своей законности, своего права.

Фашизация буржуазных государств приводит не к укрепле­нию законности и правового режима, а к разрушению правового режима, не к торжеству правового режима, а к его ликвидации, к замене режимом правящей уголовщины. При таком положении

» вещей видеть высшую, кульминационную точку развития права

в капиталистическом обществе можно, только заведомо фальси­фицируя историю и действительность. История доказывает, что при социализме право поднимается на высшую ступень своего развития. Только в социалистическом обществе право получает твердую почву для своего развития. Не эпоха империализма, а эпоха социализма является наиболее благоприятной для раз­вития права, для развития законности, для торжества права и торжества законности.

Утверждая, что право есть не что иное, как форма капитали­стических отношений, что развитие права возможно лишь в усло-

виях капитализма, когда право будто бы доегшает своего выс­шего развития, вредители, подвизавшиеся на нашем правовом фронте, стремились к одной цели—доказать, что советскому государству право не нужно, что в условиях социализма право излишне, как пережиток капитализма.

Сводя советское право к буржуазному праву, уверяя, что при социализме нет почвы для дальнейшего развития права, вреди­тели добивались ликвидации советского права и науки совет­ского права.

Р> этом зак.тючаеіся основной смысл их провокаторской, вре­дительской деятельности. Идя по этому пути, они изощрялись в изобретении всяких мотивов, концепций, «теорий», которые могли бы облегчить им достижение их преступной цели.

Отсюда — усиленная пропаганда отмирания права, о чем мы говорили уже выше; отсюда и такие извращения, как сведение права то к экономике, то к политике. И в том и в другом случае мы уничтожаем специфический характер права, как совокупности установленных государством и защищаемых в принудительном порядке государственной властью правил поведения, обычаев и правил общежития.

Болтовня о советском праве, как простой форме политики, провоцирует такое представление о советских законах, о совет­ской юстиции, о деятельности советских судов, при котором сила закона и сила права были бы поставлены в зависимое положение от политических требований государства.

Повторяем: право, разумеется, есть категория политическая. В основе советского права лежат политические и экономиче­ские интересы рабочих и крестьян; советское право призвано их охранять. Их защита — основная задача советского права.

И тем не менее нельзя право сводить к политике, как нельзя отождествлять причину н следствие. Если право — только форма политики, то как объяснить статью 112 Сталинской Конституции, говорящую, что судьи у нас независимы и под­чиняются только закону? Между тем статья 112 исключительно, ясно и отчетливо решает вопрос о независимости судей в их судебной деятельности, подчиняющейся только закону. Тем самым лишний раз подчеркивается неправильность механисти­ческого сведения права к политике.

Когда определяют право, как форму политики, то, в сущ­ности говоря, ничего не определяют. Задача между тем со­стоит в том, чтобы определить особенности права, как формы политики, его специфику, если даже признать, что право — форма политики.

Политика — это цели и задачи, преследуемые обществен­ными классами в их борьбе за свои интересы, это методы и средства, при помощи которых эти интересы защищаются. Опре­деляя право, как форму политики, надо определить, в чем со­стоят специфические качества этой формы, как формы право-

ноіі, в чем ее отличие, именно как правової! формы, or др\і и к форм политики, и т. д. Не ответив на эти вопросы, МЫ не, опре делим права, сколько бы раз мы ни сочетали слова «право», «политика», «экономика» и пр., и т. п. Но этого-то ответа мы и не находим у тех «ученых», которые занимаются таким спря­жением и сочетанием различных слов.

Сведение права только к политике господствующего класса—• это извращение представления о праве, потому что право хотя и есть политическая категория, тем не менее оно ни в какой степени не может быть сведено только к политике. Громадная t область личных и имущественных интересов граждан, защищав- j мых правом, не укладывается в понятие политики, имеющей | свое особое содержание. Сведение права только к политике f означало бы игнорирование таких стоящих перед правом задач, как задачи правовой защиты личных, имущественных, семей­ных, наследственных и т. и. прав и интересов.

Также неправильно определение права, как системы общест­венных отношений, принадлежащее Стучке, точка зрения ко­торого господствовала, как известно, на первом съезде так на­зываемых марксистов-государственников и в течение ряда по­следующих лет.

Сведя право к экономике, Стучка и его последователи ликвидировали право, как особую, специфическую обществен­ную категорию, утопили право в экономике, лишили право его активной, творческой роли. С точки зрения такого понимания права, самостоятельное изучение нрава, как особой науки, те­ряет всякий смысл.

Не случайно, что именно Стучка пропагандировал ликвида­цию гражданского права, замененного, по его инициативе, «хозяйственным правом», что именно Стучка мечтал о полном уничтожении законов. «У нас, — говорил Стучка, — есть крас­ные Сперанские, создающие законы. Когда же появятся красные Вольтеры, сжигающие законы?...»

С точки зрения стучкинского и нашуканисовского понима­ния права советское право с самого своего возникновения было обречено на увядание, на отмирание.

С этой точки зрения, советское право обречено на невозмож­ность дальнейшего развития, лишены способности развития и отдельные институты социалистического права, преследующие цели защиты, утверждения и развития новых социалистических общественных отношений. Эти господа отрицали самую возмож­ность развития советского права.

[а кис выводы они пытались прикрыть формально логиче­скими рассуждениями, из которых они выводили целую систему прямого отрицания возможности построения системы советского социалистического права.

11,пп\каине так прямо и говорил о невозможности построе­ния ююгечи советского социалистического права. Я в этой

связи напомню только одно место из его работы, вредительской по своему характеру, как и все его работы, ■— позвольте эту ого­ворку сделать раз и навсегда по отношению ко всем его работам.

«Суть в том,— писал этот предатель,— что переходный пе­риод, когда диктатура пролетариата осуществляет революцион­ный переход от капитализма к коммунизму, нельзя рассматри­вать, как особую законченную социально-экономическую форма­цию, а потому нельзя создавать для нее особую законченную систему права, искать какую-то особую форму права, исходя из такой симметрии:, право феодальное, право буржуазное и право пролетарское».

Говоря о невозможности построения теории права, эти го­спода должны были притти к утверждению о невозможности построения и системы советского социалистического права. Ясно, что, исходя из этих двух своих основных вредительских уста­новок, они не могли дать ни теории советского социалистиче­ского права, ни системы советского социалистического права. Будучи вредителями и предателями, они не только не могли, но и не хотели дать разработки этих важнейших задач, стоя­щих перед наукой советского права. Пробравшаяся в некото­рые наши институты шайка врагов, изменников и вредителей издевалась над нашей наукой, всячески саботировала науку и делала все, что только было в ее силах, чтобы погубить то дело, в преданности которому эти негодяи вероломно и лице­мерно клялись на каждом шагу.

Неудивительно и то, что одним из методов гнусного сабо­тажа научной работы была практика разгона и удушения науч­ных сил, затирания и травли ряда научных работников, среди которых было немало людей талантливых и преданных делу науки-и социализма, способных двинуть пауку права вперед на благо нашего народа. Так было. Теперь этого уже нет. Теперь очищена наша почва от предателей и вредителей.

Позвольте перейти непосредственно к характеристике задач науки советского социалистического права.

Стоящие перед нами в настоящее время задачи требуют работы, направленной на укрепление советского права и совет­ского государства. И, следовательно, в области научной разра­ботки тех или других проблем оановной, 'решающей мыслью должно явиться стремление обеспечить максимальное развитие и укрепление советского права и советского государства. Наука нрава должна устремить все свое внимание в эту сторону. Она должна мобилизовать все свои силы на научную разработку таких вопросов, которые вытекают из задачи именно всемерного укрепления советского государства и советского права.

В этой связи необходимо подчеркнуть, что подвизавшиеся на правовом теоретическом фронте вредители основное внима­ние пытались мобилизовать не на этом вопросе — не на вопросе 7$

о задачах укрепления нашего права и государства, а как р;н наоборот - - па задачах, связанных с проблемой отмирания права. Па этом вопросе необходимо остановиться, хотя бы в кратких словах.

Вопрос об отмирании права представляет, конечно, очень серьезную и большую проблему, и марксизм-ленинизм совер­шенно отчетливо дает и постановку и решение этой проблемы.

Марксизм-ленинизм не отождествляет права переходного периода от капитализма к коммунизму с буржуазным правом. Видя в перспективе неизбежность отмирания права, как и го­сударства, которое при победе коммунизма во всем мире мы сдадим в музей древностей вместе с топором каменного века и прялкой, марксизм-ленинизм, однако, ставит перед пролета­риатом, овладевшим политической властью и пользующимся этой политической властью в целях своего окончательного осво­бождения, построения социалистического общества и перехода к коммунизму, ряд важнейших задач. Эти задачи связаны с необходимостью использования права и государства и, следова­тельно, с необходимостью максимального укрепления права и государства. Совершенно естественно, конечно, что наши враги должны были обратить свое внимание именно на эту сторону дела. Враждебные нам антимарксистские, ангиленинские «тео­рии», извращая самую постановку вопроса об отмирании права и государства, так же извращенно ставили и вопрос о задачах советского права и государства. Известно утверждение вреди­телей о том, что советское право лишено перспективы своего развития н замыкается в узких горизонтах, отведенных ему историей буржуазного бытия. Это абсолютно неправильное утверждение, являющееся результатом прямого извращения соответствующих мест из Маркса и Ленина, посвященных во­просу о праве переходного периода, когда право еще выражает собой определенное состояние неравенства в общественных от­ношениях людей.

Однако при диктатуре пролетариата право представляет со­бой вместе с тем и определенный способ контроля .со стороны общества или господствующего в обществе класса над мерой труда и мерой потребления. В обществе, выходящем из недр капитализма, наличие права, как рычага управления, как сред­ства регулирования общественных отношений, как способа контроля и учета меры труда и меры потребления, неизбежно.

Напомню замечательную страницу из марксовой «Критики Готской программы», полностью и блестяще раскрывающей весь смысл, значение и роль права в переходный период. «Здесь, -— читаем мы в этом месте, — очевидно, господствует тот же. принцип, который регулирует товарообмен, поскольку последний есть обмен равных ценностей. Содержание и форма здесь изменились в силу того, что при изменившихся обстоятель­ств \ никто не может дать ничего, кроме своего труда, и по-

тому, что, с другой стороны, в собственность отдельных ЛИН не может перейти ничто, кроме индивидуальных предметов потреб ления. Но что касается самого распределения последних между отдельными производителями, то здесь господствует тот же принцип, что и при обмене товарными эквивалентами: известное количество труда в одной форме обменивается на равное коли­чество труда в другой».

Здесь прежде всего бросается в глаза то, что Маркс гово­рит о том, как здесь изменились содержание и форма. Между тем, лейтмотив вредителей сводился к утверждению, что право наше буржуазное, по крайней мере по форме, что содержание его немножко социалистическое, ио форма во всяком случае буржуазная. Это право противоречит определениям и принци­пам марксистской методологии, согласно которой меняется не только форма, но и содержание, что изменения здесь и там не­разрывно и органически связаны друг с другом, так как суще­ствует единство формы и содержания. Иначе неизбежен тот отрыв формы от содержания, который является основой грехо­падения так называемого «юридического социализма». Цитируя дальше Маркса: «Поэтому равное право здесь по принципу все еще является правом буржуазным, хотя принцип и прак­тика здесь уже не противоречат друг другу, тогда как при то­варообмене обмен эквивалентами существует лишь в среднем, а не в каждом отдельном случае.

Несмотря на этот прогресс, это равное право все еще втис­нуто в буржуазные рамки. Право производителей пропорцио­нально доставляемому ими труду; равенство состоит в том, что измерение производится равным мерилом — трудом. Но один человек физически или .умственно превосходит другого и, стало быть, доставляет за то же время большее количество труда или же способен работать дольше; а труд, для того, чтобы он мог служить мерилом, должен быть определен по длительности или по интенсивности, иначе он перестал бы быть мерилом. Это равное право есть неравное право для неравного труда. Оно не признает никаких классовых различий, потому что каждый является только рабочим, как и все другие. Но оно молчаливо признает неравную индивидуальную одаренность, а следова­тельно, и неравную работоспособность, — естественными приви­легиями. Поэтому оно по своему содержанию является правом неравенства, как и вообще всякое право. По своей природе право может состоять лишь в применении равного мерила; но неравные индивиды (они не были бы различными индивидами, если бы не были неравными) могут быть измеряемы одним и тем же мерилом лишь постольку, поскольку их рассматривают под одним углом зрения, берут их с одной определенной сто­роны как в данном, например, случае, где их рассматривают только как рабочих, и ничего более в них не видят, отвлекаются от всего остального. Далее: один рабочий женат, а другой нет,

v одного больше детей, нежели у другого, и т. д„ и т. д. При равном труде, следовательно, при равной доле в общественном потребительном фонде, один получает фактически больше, чем другой, оказывается богаче другого и т. д. Чтобы избежать всех этих недостатков, право, вместо того, чтобы быть равным, должно бы быть неравным.

Но эти недостатки неизбежны в первой фазе коммунисти­ческого общества, в том его виде, как оно только выходит, после долгих мук родов, из капиталистического общества. Маркс в «Критике Тотской программы», пишет, что право никогда не может быть выше, чем экономический строй и обусловленное им культурное развитие общества.

Указав на исторические точки совпадения между правом переходного периода и правом буржуазным, Маркс подчерки­вает, что самый принцип и практика их различны, так что го­ворить, что право переходного периода есть буржуазное, в пря­мом смысле слова, нельзя. Ясно, что здесь употребляется термин «буржуазное» только относительно, с точки зрения лишь исто­рической преемственности между правом новым и правом ста­рым, которые не отделены друг от друга китайской стеной, не­смотря на свои принципиальные различия.

Ленин, комментируя это место, писал:

«Таким образом, в первой фазе коммунистического обще­ства (которую обычно зовут социализмом) «буржуазное право» отменяется н е вполне, а лишь отчасти, лишь в меру уже достиг­нутого экономического переворота, т.-е. лишь по отношению к средствам производства. «Буржуазное право» признает их част­ной собственностью отдельных лиц. Социализм делает их о б- щ е й собственностью. Постольку — и лишь постольку — «буржуазное право» отпадает.

Но оно остается все же в другой своей части, остается в ка­честве регулятора (определителя) распределения продуктов и распределения труда между членами общества. «Кто не рабо­тает, тот не должен есть», этот социалистический принцип уже осуществлен; «за равное количество труда равное количество продукта» — и этот социалистический принцип уже осущест­влен. Однако, это еще не коммунизм, и это еще не устраняет '■буржуазного права», которое неравным людям за неравное (фактически неравное) количество труда дает равное количе- | і во продукта.

Мін—«недостаток», говорит Маркс, но он неизбежен в первой фа в- коммунизма, ибо, не впадая в утопизм, нельзя думать, что, ііи-ріиув капитализм, люди сразу научаются работать на об­віс гво без всяких норм права, да и экономических 111 и-11 и х-илок такой перемены отмена капитализма не дает

і р .і і \•

.'1 ‘ и и и, Соч., т. XXI, сгр. 435.

Марксизм-ленинизм говорит о следах буржуазного права в социалистическом праве постольку, поскольку и здесь и там труд остается мерилом ценностей. В этом смысле можно гово­рить об исторической связи нашего права с буржуазным пра­вом. Но только заведомые негодяи и предатели могут делать из сказанного вывод о том, что наше право — буржуазное право, ибо они сознательно зачеркивают все принципиальные отличия, которые не позволяют наше право приравнивать к праву бур­жуазному.

Маркс подчеркивает, что в первой фазе коммунизма нельзя обойтись без всяких норм права, а иных, кроме буржуазных, норм права нет, да и экономических предпосылок такой пере­мены отмена капитализма не даег сразу.

Но если «сразу», на другой день после захвата пролетариа­том власти, пролетариат вынужден в известной мере пользо­ваться старыми законами и старыми нормами права, ибо дру­гих нет, то значит ли это, что так будет п через год и через 5, 10 и 20 лет? Нет, ие значит!

Наше общество развивается. Развивается вместе с общест­венными отношениями и само право, ибо если на первом этапе существования нового права есть элементы, сближающие его с капиталистическим правом, то каждый последующий день раз­вития нового права все больше и больше отделяет его от этих старых буржуазно-правовых норм. Создаются новые экономи­ческие предпосылки — создается новое право. Декрет «О суде» № 1 вовсе не проявление какого-либо непонятного «либера­лизма», как пытались это дело представить Пашуканис, Кры­ленко, Берман и пр.

Нет, в этом декрете нашла свое выражение последователь­ная политика пролетариата, который понимает свое историче­ское положение, понимает свою историческую ответственность, понимает свое великое, всемирно-историческое значение в до­стижении поставленных перед ним задач. Пролетариат должен пользоваться той материальной средой, теми материальными средствами, теми реальными материальными ценностями, из ко­торых он может построить свое новое общество. Он должен для этой цели использовать все рычаги, все кирпичи, весь материал, созданный всей предшествующей историей развития человече­ского общества. Но там, где создается новая экономика, новые экономические отношения, там неизбежно создаются и новые правовые нормы. Новые правовые нормы, как и все право в це­лом, приобретают новое содержание. Эго содержание принци­пиально отлично от содержания старых буржуазных правовых норм. Право социалистического государства проходит процесс своего глубокого развития. Вредители как раз это-то и замал­чивали, доказывая, что советское право ничего не может дать нового, кроме того, что дало буржуазное право, что новое право не развивается, а отмирает, исчезает, «выветривается».

Марксизм-ленинизм учит, что право социалистического го­сударства, как и само социалистическое государство, проходит процесс своего развития и укрепления, что к своему отмиранию і на высших ступенях коммунизма они придут через максималь­ное свое укрепление на предыдущих этапах своего историче­ского развития. «Отмирание государства придет не через ослаб­ление государственной власти, а через ее максимальное усиле-

> ние, необходимое для того, чтобы добить остатки умирающих

классов и организовать оборону против капиталистического окружения, которое далеко еще не уничтожено и не скоро еще будет уничтожено» ’.

За последние годы сделано немало для очищения нашей науки от всевозможных антимарксистских, антиленинских из- вращений,- Эту очистительную работу надо продолжать и дальше, так как кое-где замечаются еще следы этих извраще-

' ний, кое-где замечаются еще рецидивы в этой области.

Мы должны добиться того, чтобы наука советского права и государства направила свое основное внимание в настоящее время на разработку вопроса о содержании советского социа­листического права, как выражения воли победившего рабочего

‘ класса и всего советского народа.

Наша задача сейчас дать положительное определение на­шего советского социалистического права. Первая попытка дать такое определение права сделана Институтом права Академии наук, обсудившим и утвердившим представленные мною тезисы.

⁽ Эта попытка сделана (я подчеркиваю, что это только первое

приближение к определению) в тезисе 24, где сказано: «Право —

4 совокупность правил поведения, выражающих волю господ­

ствующего класса, установленных в законодательном порядке, а также обычаев и правил общежития, санкционированных го- сударственной““властью, применение которых обеспечивается принудительной силой государства в целях охраны, закрепле- і ния и развития общественных отношений и порядков, выгодных

и угодных господствующему классу» ².

Право не есть система общественных отношений, право не есть форма производственных отношений, право есть совокуп­ность правил поведения, или норм, но не только норм, но и обы-

„ чаев и правил общежития, санкционированных государственной властью и защищаемых ею в принудительном порядке.

Наше определение ничего общего не имеет с нормативист- скими определениями. Нормативизм исходит из абсолютно не­правильного представления о праве, как о «социальной солидар-

, ности» (Дюги), как о норме (Кельзен), исчерпывающей содер­

жание права, независимо от тех общественных отношений, кото­рые определяют в действительности содержание права.

¹ И. Сталин, Вопросы ленинизма, изд. 10-е, стр. 509.

² Тезис дается в окончательной редакции в соответствии с решением совещания.

Ошибка нормативистов заключается в том, что они, опреде­ляя право как совокупность норм, ограничиваются этим момен­том, понимая самые нормы права как нечто замкнутое в себе, объясняемое из самих себя. Дюги определяет право как соци­альную солидарность. Это противоречит действительности, исто­рии, фактам. Право никогда не было выражением социальной со­лидарности; оно всегда было выражением господства, выраже­нием не солидарности, а борьбы и противоречий. Кельзен исходит из объективного права, стоящего над всеми явлениями и опреде­ляющего все явления общественной жизни. По Кельзену, само государство есть не что иное, как «единство внутреннего смысла правовых положений», государство есть лишь олицетворение объективного правового порядка, не что иное, как норма или порядок. Порочность определения Дюги, Кельзена и других нор­мативистов заключается в том, что они самое определение нормы давали как идеалистическое, догматико-юридическое, абстракт­ное. Они не видят в праве выражения воли господствующих в обществе классов; они не видят в праве выражения господствую­щих в данном обществе классовых интересов, не видят того, что закон и право черпают свое содержание в определенных экономических или производственных условиях, господствую­щих в обществе. В конечном итоге производство и обмен опре­деляют весь характер общественных отношений. Право есть регулятор этих общественных отношений. Наше определение исходит из отношений господства и подчинения, выражающихся в праве. Наше определение, как мы считаем, полностью отвечает марксистско-ленинской методологии. Поэтому нужно это опреде­ление всесторонне, внимательно и критически обсудить и проверить.

Такой вопрос, разумеется, не решается простым голосова­нием, принятием резолюции. Но общее мнение специалистов- юристов нужно сформулировать. Нужно иметь то, что назы­вается Communis opinio doctorum —■ общее мнение ученых. Это мнение должно сформироваться по этому основному вопросу, и если не сегодня, не на этой конференции, то во всяком случае на основе того толчка, который должна дать эта конференция в результате той творческой научно-исследовательской работы, которую наши институты и весь коллектив наших советских юристов должны повести на местах, чтобы решить эту задачу в полном соответствии с марксистско-ленинской методологией. Анализ советского нрава с точки зрения этого определения дает возможность раскрыть полностью ею социалистическое содер­жание, его активно-творческую роль в борьбе за новый соци­алистический строї! общественных отношений, за переход к ком­мунизму. В связи с этим, с точки зрения этого определения, можно понять и осмыслить теоретические проблемы, связанные с любой отраслью нашего государственного правового строи­тельства.

Важнейшим вопросом нашей теории советского права яв­ляется, помимо определения самого понятия права, разработка таких проблем, как диктатура пролетариата, социалистическая демократия и право как метод, как орудие закрепления и раз­вития социалистического строя.

Иногда делаются вредительские попытки противопоставить диктатуру пролетариата социалистической демократии, право— диктатуре пролетариата. Напомню хотя бы рейснеровскую трак­товку этого вопроса, ничего общего с марксизмом-ленинизмом не имеющую.

Далее следует остановиться на таком вопросе, как вопрос о соотношении формы и содержания в социалистическом праве, вопрос, который в общеметодологической постановке исчерпы­вающе решен нашими учителями Марксом, Энгельсом, Лениным и Сталиным, давшими блестящие, классические образцы науч­ного исследования и решения этих вопросов.

Вопрос о форме и содержании в праве чрезвычайно инте­ресный и важный вопрос. У нас имеется масса материалов, замечательные высказывания на этот счет у Маркса, Энгельса, Ленина и Сталина. В речи на объединенном пленуме ЦК и ЦКК ВКП(б) 11 января 1933 г. товарищ Сталин указал на соотноше­ние формы и содержания на примере колхозного и советского строительства:

«Колхоз есть социалистическая форма хозяйственной организации так же, как Советы являются социалистической формой политической организации. Как колхозы, так и Советы являются величайшим завоеванием нашей революции,, величайшим завоеванием рабочего класса. Но колхозы и Советы представляют лишь форму организации, правда, социалисти­ческую, но все же форму организации. Все зависит от того, какое содержание будет влито в эту форму»¹.

Товарищ Сталин на этом примере показал, что означает про­блема формы и содержания, какое значение имеет эта проблема для дела нашего социалистического строительства.

Вопрос о форме и содержании социалистического права, не­сомненно, имеет громадное значение и в науке права. Указа­ния товарища Сталина позволяют дать правильное и исчерпы­вающее разрешение этой проблемы в области права в целом и оїдслі.ньїх юридических дисциплин в частности.

В лом вопросе есть еще одна сторона дела, представляющая ін'ііііі.ні интерес. Это вопрос о самой форме советского права, оо особенностях и специфических чертах советской правовой формы, как формы социалистической. В этой области необхо­димо проложить новые пути, нужно разработать новые формы пр.ні.і, новые формы закона, отражающие социалистическое со- ,ii-p/ь.іин«- новых, созданных пролетарской революцией и эпохой ііогіс НІВІІІЄІо социализма, общественных отношений.

¹ II і і .I.IIIH. И, і .і pi ієні ленинизма, изд. 11-е, етр. 40-1.

Форма социалистического закона должна быть усовершен­ствована в такой степени, чтобы в ней, самой по себе, была от­четливо показана ее социалистическая сущность. Это серьезная проблема, стоящая в числе важнейших задач научно-право­вой разработки.

Интерес представляет вопрос о воле советского народа, как источнике нашего социалистического права. Наше право — это возведенная в закон воля нашего народа. В капиталистическом обществе ссылка на волю народа служила ширмой, которая прикрывала эксплоататорскую природу буржуазного государ­ства. В наших условиях дело обстоит принципиально иначе: у нас сформировалась единая и нерушимая воля советского народа, проявляющаяся в том единодушии, с которым народ голосовал на выборах в Верховный Совет Союза ССР и в Верховные Со­веты союзных и автономных республик за блок коммунистов и беспартийных. Советский народ состоит из рабочего класса, класса крестьян и трудящейся интеллигенции. Наши законы — выражение воли нашего народа, правящего и творящего новую историю под руководством рабочего класса.

Воля рабочего класса СССР сливается с волей всего народа. Это и дает основание говорить о нашем советском социалисти­ческом праве, как о выражении воли всего народа. Вопрос об отражении в наших законах воли советского народа, разработка вопроса о законе, как форме выражения этой всенародной воли, являются важной проблемой, которая может внести известный вклад в систему советского социалистического права. Поэтому мы эту тему и выдвигаем, как важнейшую тему нашей научной работы.

Наконец, вопрос о советских социалистических правоотно­шениях, как выражении общественных отношений в социалисти­ческом обществе на основе социалистического производства и обмена. -Здесь перед нами открываются богатейшие возможности очистки правовой науки от всяких антимарксистских наслоений, от всяких антимарксистских извращений. Надо поставить эту проблему так, чтобы она давала ясное представление о самом содержании и характере наших социалистических правоотноше­ний, т. е. правоотношений социалистического общества, а это значит решить целый ряд таких вопросов, как, например, вопрос о субъекте права, в частности о юридическом лице, как субъ­екте права. Это влечет за собой необходимость юридической раз­работки ряда вопросов, тесно связанных с практикой нашего социалистического строительства, как, например, вопрос о юри­дической природе трестов, предприятий, колхозов, наркома­тов и т. д.

Весьма важна проблема закона и законности в социалисти­ческом обществе. Сталинская Конституция дает четкое разгра­ничение понятий «закон», «указ», «постановление», «распоряже­ние», «приказ», «инструкция». Перед нашими юристами стоит

задача дальнейшей разработки вопросов, связанных с юридиче­ской природой этих понятий.

Вопрос о том, что такое закон с точки зрения нашего пони­мания, в чем состоит его отличие от указа, в чем отличие указа от решения и постановления, в чем отличие решений, которые вы­носят местные органы власти, от решении, которые выносят дру­гие органы власти, — ведь это круг очень больших и серьезных вопросов, имеющих не только теоретическое, но и практическое значение. Все эти вопросы очень тесно связаны с практикой, на­пример, обязательных постановлений, связаны с бюджетными правами различных органов власти и т. д., и т. д.

Конституция решила эти вопросы совершенно ясно и отчет­ливо. Но нам, юристам, нужно на основе Конституции разрабо­тать ряд юридических вопросов практического правового строи­тельства.

Важнейшим вопросом является вопрос о построении системы советского социалистического права на основе принципов Сталин­ской Конституции. До сих пор аргументировали против построе­ния системы советского социалистического права тем, что наша жизнь слишком подвижна, "что она слишком быстро меняет свои формы, в силу чего якобы невозможно в этих условиях создать устойчивую систему. Это, конечно, пустая отговорка! Как бы ни была изменчива наша жизнь, тем не мс-нее не только возможно, ко и необходимо построить систему советского социалистического нрава. Для этого имеются все необходимые предпосылки. Для этого имеется твердая основа в виде пролетарской диктатуры и Сталинской Конституции.

Построить систему советского социалистического права это і значит, во-первых, систематизировать те принципы, на которые > опирается советское право, во-вторых, классифицировать совет- ' ские юридические дисциплины, показав конкретное содержанке этих дисциплин, и, в-третьих, дать исчерпывающее описание и определение тех задач, которые стоят перед каждой из этих дис­циплин в отдельности и перед всей наукой советского права в це­лом, и тех методов, при помощи которых эти задачи могут и должны быть решены. Нужно сказать, какие именно у нас суще­ствуют юридические науки, определить их содержание и границы, а это можно сделать только тогда, когда мы построим систему нашего советского права. До сих пор идет спор, например, по вопросу о том, что такое колхозное право — самостоятельная ли это дисциплина или нет. То же самое и земельное право, —- есть ли это самостоятельная наука или нет, бюджетное право, финан­совое право и т. д. Все эти вопросы могут быть разрешены только в результате построения системы нашего права. Нужно вырабо­тать принципы построения нашей науки советского права, уста­новить принципы организации отдельных дисциплин, показать, наконец, значение этих отдельных дисциплин и построить их как части целого. Нужно дать конкретное и твердое представление

о том, что такое советское право не только в социолого-полити­ческом разрезе, но и в разрезе юридическом, что представляет собой вся правовая система.

Поэтому задача построения системы советского социалисти­ческого права стоит перед нами как самая актуальная, над кото­рой должны работать все юридические институты.

Перехожу к отдельным дисциплинам. Перед советским со­циалистическим государственным правом стоит ряд важных во­просов. Я их просто перечислю: во-первых, определение предмета, содержания и объема советского социалистического государ­ственного права. Эта задача отчасти уже решена в том отноше­нии, что Институт права Академии наук подготовил к печати и в ближайшие несколько дней, после окончательной считки, сверки и согласования отдельных глав, сдает в издательство «Курс советского социалистического государственного права», где в специальной главе дается ответ на вопрос о предмете, содержании, объеме и методе советского социалистического госу­дарственного права. Советское социалистическое государствен­ное право изучает социалистический общественный и государ­ственный строй СССР, его возникновение и развитие, систему советских государственных учреждений и органов, их полномо­чия, обязанности, задачи, методы решения этих задач; оно изу­чает права граждан СССР, охраняемые советским законом, и возложенные на граждан советским государством обязанности перед страной, обществом, государством. Советское социалисти­ческое государственное право изучает советское государство и общество, государство и общественные институты в их динамике, начиная от их зарождения, прослеживая весь путь их развития.

Буржуазное государственное право определяет государство как совокупность территории, власти, населения.

Советское социалистическое государственное право, изучая государство, также имеет дело с территорией, властью и населе­нием, но оно рассматривает эти так называемые элементы госу­дарства не в отрыве от их собственного развития, но на основе этого развития. С этой точки зрения государственная территория в советском государственном праве выступает не как «субъект» государства, а как реальность, как исторический, экономический и политический факт.

Государственная территория не только «пространственное основание для осуществления власти государства» *. Государ­ственная территория — это материальное выражение верховен­ства, независимости и неприкосновенное! п населяющего ее на­рода. Территориально!' верховенство- это органическая часть государственного верховенства, защищаемого всей мощью госу­дарственных и общественных сил п средств, всей мощью мо­рально-политического и государственного единства народа.

¹ Еллинек, Право современного государства, стр. 259.

Неделимость и единство государства находят свое выражение и в известном смысле историческое обоснование в неделимости государственной территории.

Идею неделимости и неприкосновенности советской государ­ственной территории, как основы верховенства советского госу­дарства, прекрасно выразил товарищ Сталин словами: «Ни од­ной пяди чужой земли не хотим. Но и своей земли, ни одного вершка своей земли не отдадим никому» *.

Советское государственное право имеет дело и с понятием власти, рассматривая власть в государстве как организацию господства, руководства населением при помощи свойственных государству методов подавления и воспитания подчиненных клас­сов общества в духе защиты интересов господствующего класса.

Советское государственное право отвергает разделение вла­стей, как и деление властей на господствующие и негосподствую­щие. Рассматривая такие свойства государственной власти, как суверенитет, или такие формы государственного властвования, как федерация и автономия, советское государственное право имеет перед собой раньше всего отношения классового господ­ства, познаваемые из анализа всей совокупности общественных отношений, именно как отношений господства.

Оперируя понятием населения, советское государственное право исходит из деления населения на классы, из различного общественно-политического положения каждого класса, из раз­личия их правового положения, определяемого их отношением к орудиям п средствам производства, к земле, фабрикам и заво­дам, железным дорогам, банкам и т. д. и т. и.

Место формально-юридического анализа таких категорий, как территория, власть, население, в советском государственном праве занимает диалектико-материалистическое их объяснение, раскрывающее все содержание предмета в целом, показываю­щее динамику его развития, его особые, специфические каче­ства, объясняющее действительное содержание его внешних форм, наполняющее эти формы материальным содержанием.

Вопреки методологии буржуазной науки, разрывающей пред­мет на две не связанные одна с другой части — форму и содер­жание, диалектический материализм утверждает единство формы и содержания, рассматривая явления с точки зрения этого единства.

Маркс дал образец анализа явлений с точки зрения един­ства формы и содержания в блестящей статье, посвященной вопросу о материальном и процессуальном праве.

«Если процесс не представляет ничего, кроме бессодержа­тельной формы, то такой формальный пустяк не имеет никакой самостоятельной ценности. С этой точки зрения китайское право стало бы французским, если бы его втиснули в форму француз-

¹ И. Сталин, Вопросы ленинизма, изд. 10-е, стр. 361.

ской процедуры: материальное право, однако, имеет свои необходимые присущие ему процессуаль­ные формы, и как для китайского права необходима палка, как необходима для содержания драконовского средневекового уголовного права, в качестве процессуальной формы, пытка, так же необходимо связано с гласным свободным процессом гласное по своей природе, продиктованное свободой, а не частным инте­ресом — содержание. Процесс и право так же тесно связаны друг с другом, как, напр., формы растений и животных связаны с мясом и кровью животных. Один дух должен одушевлять процесс и законы, ибо процесс есть только ф о р м а ж и з и и закона, следовательно проявление его внутренней жизни.

Морские разбойники Тидонга ломают пойманным ноги и руки, чтобы не дать им бежать. Чтобы обеспечить себя от поруб­щиков, ландтаг ие только переломал праву руки и ноги, но еще пронзил ему сердце, В деле применения ландтагом нашего про­цесса к некоторым категориям преступлений мы решительно не видим никакой заслуги. Мы, наоборот, должны воздать должное той откровенности и последовательности, с которыми несвобод­ному содержанию придана несвободная форма. Если в наше право фактически вносится частный интерес, который не пере­носит света гласности, то следует придать ему также соответ­ствующую тайную процедуру, чтобы не возбуждать и не питать, по крайней мере, никаких опасных и самоуслаждающих иллю­зий. Мы считаем обязанностью всех рейнских граждан и пре­имущественно рейнских юристов посвятить в настоящий момент свое главное внимание содержанию права, чтобы у нас в конце концов не осталась пустая маска. Форма не имеет ника­кой цены, если она не есть форма содержания» *.

Советское государственное право стремится поэтому к позна­нию явлений со стороны не только их внешней формы, но и вну­треннего содержания.

Не только юридическая форма, но и материальный субстрат государственных отношений, не только юридическая природа государства, но и его социально-экономическая природа, как основа и определитель юридических свойств и особенностей го­сударственно-правовых институтов, составляют предмет науки советского социалистического государственного права.

Государственное право можно понимать в широком и узком смысле. В широком смысле государственное право охватывает уголовное право, административное право, гражданское право, судебное право (процессуальное право), а рудовое право.

Уголовное право составляет часы, государственного права в широком смысле, так как оно (уголовное право) определяет условия ответственности граждан перед уголовным судом и по­рядок применения наказания. Административное право — часть

¹ к. Маркс и Ф. Энгельс, С.л., т. I, стр. 257—258.

государственного права, так как оно (административное право) нормирует отношения управления, определяет организацию управления, систему административных органов, их полномочия и ответственность, формы их деятельности. Судебное право нельзя отделить от государственного права; оно изучает органи­зацию юстиции, формы организации судебных органов и органов прокуратуры, процессуальный порядок деятельности государ­ственных органов, условия и порядок привлечения к ответствен­ности или освобождения от ответственности

Более спорна связь государственного права с гражданским; в части семейного, брачного, наследственного права эта связь и родство бесспорны. Но и в других частях — в области вещного права и обязательственного права — нельзя отрицать этой связи. Право личной собственности в СССР не может быть ни выве­дено, ни понято, ни объяснено вне связи с Конституцией.

Ленин противопоставлял буржуазному праву с его corpus- juris romani советское право с его социалистическим правосо­знанием, не признающим ничего «частного», т. е. частнопра­вового.

Право на труд—основа советского трудового права —есть предмет государственного права в собственном смысле этого слова. То же надлежит сказать и о международном праве, затра­гивающем существеннейшим образом правовую жизнь госу­дарства.

Таким образом по существу все отрасли права могут быть включены в круг государственного права, если под этим послед­ним понимать учение о всех сторонах развития и деятельности государства, как они проявляются в тех или иных правовых формах.

Государственное право в узком смысле ограничивает, однако, круг своего изучения теми вопросами, о которых мы говорили выше, описывая предмет государственно-правовой науки. С точки зрения данного выше определения науки советского социалистического государственного права и определяется пред­мет этой науки. В основу* науки советского социалистического государственного права положены незыблемые принципы вели­чайшего акта победившего социализма — великой Сталинской Конституции.

Затем идут вопросы о советском социалистическом федера­лизме в условиях победившего социализма; о суверенитете со­циалистического государства рабочих и крестьян; проблема госу­дарства и общества, государства и личности; вопрос о принци­пах организации и методах советского социалистического государственного управления, — подчеркиваю — о принципах,

¹ Связь процессуального права с государственным ярко видна из того факта, что Habeas corpus act—основной акт английской конституции—есть не что иное, как простой процессуальный закон, определяющий условия ареста граждан в случае привлечения их к уголовной ответственности.

Потому что вопросы организации управления, как такового, отно­сятся к области административного права; далее — тема, как. советское социалистическое государство рабочих и крестьян, как форма господства трудящихся в условиях окончательного торже­ства пролетарской диктатуры и социалистической демократии. И важный вопрос — бюджетные права Союза ССР, союзных и автономных республик. Вероятно на одной из ближайших сес­сий Верховного Совета СССР будет рассмотрен вопрос о бюд­жетных правах Союза, союзных и автономных республик. Науч­ные работники не могут остаться в стороне от этого дела и должны включиться в подготовку материалов для этого законо­проекта.

Важнейшие задачи стоят перед правовой наукой в области земельного права. Разработка вопросов об основных началах землепользования, а равно пользования недрами, лесами и во­дами, представляет громадный интерес и с точки зрения теоре­тической и с точки зрения задач практического государствен­ного социалистического строительства.

В области административного права перед нами стоят также очень серьезные задачи, осложненные несколько тем, что, как я уже сказал, науки административного права у нас сейчас нет, ибо она была в свое время ликвидирована, о чем не без по­хвальбы на страницах печати высказывались кое-кто из орудо­вавших на этом участке вредителей. Например, вредитель Челя- пов доказывал, что административное право вообще не может существовать отдельно от учения о советском государстве, что предмет административного права «растворяется» в предмете учения о советском государстве. Он хвалился «реформой», кото­рую провели вредители, упразднив особый курс административ­ного права СССР.

Советское административное право должно занять в системе советского права одно из важнейших мест, в силу того исклю­чительного значения, которое принадлежит вопросам админи­страции (управления) в социалистическом строительстве.

Новая, невиданная до сих пор в истории, система государ­ственного управления создавалась пролетариатом в условиях величайших трудностей. В. И. Ленин неоднократно подчеркивал огромное значение организации государственного управления. Советское государственное управление — это осуществление задач диктатуры пролетариата, это реализация воли советского народа.

В ряде статен В. И. Ленин указывал:

«Наша главная насущная задача - - управление, организация и контроль» '.

«...мы должны научиться Россией управлять»².

«Господство рабочего класса в конституции, собственности

¹ Ленин, Соч., т. ХХШ, етр. 166.

² Ленин, Соч., т. XXVI, етр. 174.

и в том, что именно мы двигаем дело, а управление это другое дело, это — дело уменья, дело сноровки ...нам нужно еще много и много учиться делу управления» ’.

«Первый раз в мировой истории социалистическая партия успела закончить в главных чертах дело завоевания власти и подавления эксплуататоров, успела подойти вплотную к за­даче управления. Надо, чтобы мы оказались достойными выполнителями этой труднейшей (и благодарнейшей) задачи со­циалистического переворота. Надо продумать, что для успешного управления необходимо, кроме уменья убе-цить, кроме уменья победить в гражданской войне, уменье практиче­ски организовать. Это —самая трудная задача, ибо дело идет об организации по новому самых глубоких, экономических, основ жизни десятков и десятков миллионов людей» ².

Сталинская Конституция с еще большей силой подчеркивает значение правильно построенной системы управления, точного, в соответствии с требованиями Конституции, определения пре­делов и объема полномочий административных органов, подза­конности их деятельности.

Перед наукой советского социалистического административ­ного права стоят следующие задачи:

а) определение предмета и содержания науки советского социалистического административного права;

б) определение объема полномочий (прав и обязанностей) органов государственного управления Союза, союзных и авто­номных республик.

Важное значение имеет разработка вопроса о полномочиях местных органов власти. В практике мы сталкиваемся с таким вопросом: имеют ли райисполкомы право накладывать дисцип­линарные взыскания на председателей колхозов или не имеют права? Вопрос этот в законодательном порядке еще не решен. Наука может помочь его решению. Прямая задача наших адми- нистративистов — подготовить решение этого вопроса с точки зрения принципов социалистического строительства, с точки зрения принципов социалистической демократии, с точки зрения принципов пролетарской диктатуры, являющейся формой руководства со стороны советского государства всей государ­ственной и общественной деятельностью страны.

Если наука не придет на помощь законодательной практике, то, несомненно, от этого проиграет прежде всего сама наука, ибо она обнаружит полную свою никчемность. Не нужна такая наука, которая не помогает успехам социалистического строи­тельства,—'ЭТО, во-первых. Во-вторых, это не будет полезно и нашему законодательству, потому что для того, чтобы законы наши были хороши, они, конечно, должны стоять на высоте тре­бований науки.

¹ Ленин, Соч., т. XXV, стр. 85.

⁵ Ленин, Соч., т. XXII, стр. 442.

До последнего времени юридические институты вообще не уделяли внимания такого рода задачам. Они жили замкнутой институтской жизнью, не принимая участия в решении практи­ческих задач государственного строительства. С таким положе­нием надо покончить. Задача научно-исследовательских инсти­тутов заключается в том, чтобы, разрабатывая научно те или другие теоретические вопросы или проблемы, они могли бы эти научные материалы сделать известного рода пособием для прак­тической деятельности нашего государственного строительства.

Таких вопросов очень много. Я отмечаю только наиболее важные и существенные: вопрос о методах руководства местных органов государственной власти деятельностью подчиненных им органов управления; вопрос о методах и формах руководства местным хозяйством и культурным строительством, что возла­гается на местные органы власти; вопрос о юридической при­роде решений и распоряжений местных органов государственной власти и т. д.

Все это—важнейшие вопросы, к сожалению, до последнего времени мало привлекавшие к себе внимание советских юри­стов. Сейчас на них необходимо сосредоточить самое серьезное внимание, потому что на этой основе будет организационно за­крепляться связь науки и практики. А вам, конечно, хорошо из­вестны указания партии, указания Ленина и Сталина о роли научной теории в государственном строительстве, в правильном построении всей практики государственного строительства.

В области советской науки международного права у нас очень много серьезных задач, в связи с тем, что эта наука не­мало также пострадала от всяких вредителей. Я в тезисах до­статочно подробно развернул изложение вопроса о том, что сей­час мы предъявляем к советской науке международного права.

В литературе по международному праву до последнего вре­мени укрепились откровенно буржуазно-догматические построе­ния, игнорировавшие по существу основные начала ленинско- сталинской международной политики. Здесь можно было встре­тить ультра-«левую» фразеологию, выступавшую под видом марксизма. Протаскивались и явно троцкистские концепции, «теоретически» обосновывающие троцкистско-бухаринскую ли­нию на «выравнивание» нашей системы с системой капитали­стической.

Задачей советской науки в этой области после окончатель­ного разгрома и выкорчевывания остатков враждебных концеп­ций, после решительной критики всех неправильных взглядов, извращающих в корне марксизм-ленинизм, является разра­ботка вопросов международного права в соответствии с ленин­ско-сталинской теорией внешней политики.

При разработке советской науки международного права надо исходить из ведущей роли ленинско-сталинской внешней поли­тики в борьбе за мир, за коллективную безопасность, за органи-

зацию и сплочение всех сил прогрессивного человечества против сил реакции, фашизма и войны.

Необходимо уделить особое внимание разработке вопросов об Йгрессии, определение которой впервые дала советская ди­пломатия, о государственной монополии внешней торговли, как важнейшем принципе советской хозяйственной и общей политики.

Исходя из этих принципиальных положений, советская наука международного права должна заняться разработкой институ­тов международного правового общения, направленных на осу­ществление указанных выше задач. Таковы институты между­народной борьбы против терроризма, против международных провокаций, против попыток приспособления международного права к потребностям и интересам империалистических хищни­ков, против попыток истолкования и приспособления различных институтов международного права к задачам грабительской ин­тервенционистской политики. Советская наука международного права должна взять на себя почетную задачу научной разра­ботки, научного обоснования и пропаганды институтов между­народного права, служащих делу мира, демократии и прогресса.

О том, насколько ошибочными и путаными нередко оказы­ваются концепции наших юристов, можно судить хотя бы по работе проф. Коровина «Международное право переходного времени» (1924 г.). Поставив перед собой задачу рассмотреть в связи с учением о государственном суверенитете проблему ин­тервенции или международного вмешательства, проф. Коровин запутался. Вместо рассмотрения «проблемы интервенции», как выражается проф. Коровин, с точки зрения священной обязан­ности граждан страны, подвергшейся нападению, дать интер­вентам решительный отпор, ударить их по рукам и научить уважению к своему государственному суверенитету, этот про­фессор пускается в пространные рассуждения о юридической природе интервенции. Вот что можно прочесть в его книжке «Международное право переходного времени»; «Существо ин­тервенции (intus venire) состоит в том, что при ней одно госу­дарство стремится поставить свою государственную власть на место другой для достижения того правового эффекта, которого эта последняя государственная власть не может или не хочет осуществить» ’.

Оказывается, интервенция означает стремление одного госу­дарства поставить свою государственную власть на место другой не в разбойничьих, грабительских целях, преследуемых агрес­сором, а, как это вежливенько квалифицирует наш ученый, для достижения какого-то «правового эффекта». Оказывается, что сущность интервенции заключается именно в этом «правовом

эффекте», с одной стороны, и, с другой стороны, в нежелании государственной власти, подвергшейся нападению, осуществить «правовой эффект», навязываемый этой власти интервентами или агрессорами.

Правда, наш ученый Коровин считает «все размышления классиков международного права о дозволенных и недозволен­ных видах интервенции...»¹ не имеющими никакого юридиче­ского и реального значения. Он с удовлетворением констати­рует, что «как бы то ни было, новейшая правовая теория (за единичными исключениями) относится к интервенции с едино­душным осуждением, усматривая в ней недопустимое посяга­тельство на суверенитет государства...»^{[86] [87]. Однако в этом осужде­нии наш автор видит отголосок доктрин экономического и политического либерализма (манчестерства), с его лозунгом воздержания и невмешательства.}

Чтобы не оставалось никакого сомнения насчет собственной точки зрения Автора на интервенцию, он заявляет, что «не впа­дая в юридический фетишизм и не делая себе из понятия суве­ренитета незыблемой догмы, мы должны подойти к интервенции чисто исторически и оценить на основании международного опыта советской республики ее правовую роль и международное значение» ^[88].

Это чудовищно, но, к сожалению, это факт. Если послушать автора, то оказывается, что из понятия суверенитета не следует делать «незыблемой догмы», что рассматривать суверенитет во всей неприкосновенности — значит не больше, не меньше, как впадать в юридический фетишизм, что отношение к интервен­ции, при помощи которой международные разбойники капитала пытались свергнуть советскую власть и реставрировать в СССР капиталистические отношения, нужно рассматривать «чисто исто­рически», что, наконец, интервенция играет какую-то «право­вую роль» и т. д. и т. п.

Повторяю, это чудовищно, но это факт. Факт, что в советской литературе в качестве учебного пособия для советских вузов, хотя и десяток лет тому назад, — это обстоятельство положения дела по существу не меняет, — рекомендовалась книжонка, в которой протаскивались совершенно недопустимые для совет­ского международника и советского ученого попытки дать пра­вовое обоснование или даже правовое оправдание разбойничьей политике интервентов. В этой книжке проф. Коровина имеется много рассуждений по поводу того, как интервенция превра­щается в войну и наоборот, причем в расс\ждениях этих, в част­ности по поводу боксерского движения в Китае (1900 г.), содер­жится следующее: «Например ннтневропенское боксерское дви-

жение в Китае, повлекшее (1900 г.) вступление в Китай евро­пейских вооруженных сил, под командой Вальдерзее, некото­рыми исследователями трактуется как пример интервенции, поскольку правительство богдыхана оставалось бессильным на­блюдателем развертывающихся на его глазах событий, другими же определяется как война, так как, с другой стороны, несом­ненно, что операции боксеров проводились при явном его попу­стительстве и скрытой поддержке» ¹.

Выходит, что превращение интервенции в войну стоит в пря­мой зависимости от того, способен ли народ и страна, подверг­шиеся нападению, оказать агрессору сопротивление или нет. Едва ли могут быть два мнения по поводу этих рассуждений, претен­довавших в свое время на какую-то ученость и оригинальность. Такие рассуждения, даже при самых благих намерениях их ав­торов, льют воду на мельницу наших врагов, подготовляют «пра­вовые» оправдания для их грабительской политики, дают повод для всякого рода провокационных рассуждений об отсутствии с нашей стороны уважения к суверенитету других государств. Проф. Коровин носился несколько лет тому назад со своей кон­цепцией «международного права переходного времени», в кото­рой он по сути дела игнорировал основные принципы ленинско- сталинской внешней политики в борьбе за мир, за коллективную безопасность, за организацию и сплочение всех сил прогрес­сивного человечества против сил реакции, фашизма и войны.

При разработке советской науки международного права не­обходимо исходить из факта капиталистического окружения, в котором находится СССР п которое определяет международное положение Советского Союза, надо исходить из борьбы или соревнования между двумя системами — социалистической и капиталистической, как и из факта все большего и большего раз­ворота сотрудничества СССР с теми или иными капиталистиче­скими странами как в области экономических отношений, так и в деле сохранения мира.

В «Международном праве переходного времени» проф. Коро­вин, как это можно заключить из сказанного выше, исходил из других принципов, а именно из принципов игнорирования реаль­ной, исторически сложившейся международной обстановки. Ны­нешняя позиция проф. Коровина в этом вопросе по существу мало чем отличается от прежней. Сейчас проф. Коровин выдви­гает концепцию международного социалистического права, которое, как это само собой понятно, должно исходить не из сотрудничества СССР с теми или иными капиталистическими странами, а из полного игнорирования этого сотрудничества, из

¹ Е. Коровин, Международное право переходного времени, Госиздат, 1924, етр. 59—60.

? А, Я. Вышине?.пн

97

противопоставления себя остальному миру, из противопоставле­ния своего международного праза, как права социалистического, международному праву буржуазных стран, как праву буржуаз­ному. Это рецидив «левацких» заскоков автора, довольно невин­ного по части основных принципов ленинско-сталинской между­народной политики.

Необходимо дать решительный отпор подобного рода «тео­риям», хотя и претендующим на научность, ио в действительно­сти ничего общего с марксистско-ленинской наукой не имеющим.

Перед нашей советской наукой ме.ждупародпого права стоит очень много серьезнейших вопросов, Я назвал вопрос об агрес­сии. Я бы назвал вопрос о борьбе в международном масштабе с терроризмом, с фашистскими организаторами террора в раз­ных странах, вопрос о юридической природе закона пли межцу- народных соглашений, направленных против международных разбойников, против международного терроризма.

Исходя из принципиальных положений ленинско-сталинской международной внешней политики, мы должны организовать, стоя на высоте последних достижений науки и нашей советской!, марксистско-ленинской методологии, серьезнейшую разработку ряда вопросов, которые служили бы материалом для пропаганды борьбы против поджигателей войны, которые служили бы мате­риалом для укрепления международного правового общения, ко­торые служили бы делу укрепления института международной солидарности.

Мы, советские юристы-международники, должны взять па себя ответственную к почетную роль прошаганчистов междуна­родного права, настоящего международною права, которое обес­печивает мир между народами, единство всех, кто -сюит за де­мократию, за прогресс, за подлинно человеческую культ;, ру, против фашистов, против разбойников, против поджш ателей войны. (Продолжительные а и л о д исме н т и).

Разбойничьей политике международного фашизма советское социалистическое государство противопоставляет могучую и не­победимую силу социалистического права и справедливости, уважения к нациям, к их национальной сзозеее и независимо­сти, уважения к международным договорам, к международному праву и закону. (А п.л од исме и т ы.)

Пропаганда этого уважения к закону, к международным до­говорам, разоблачение разбойничьей политики фашистов должны составить одну из основных задач работы наших юристов в об­ласти международного права. И только тогда, когда они здесь развернут свою работу в полном объеме, мы сможем сказать, что против разбойничьей пропаганды войны у нас стоит креп­кая, настоящая, подлинно большевистская правовая пропаганда, советская пропаганда в защиту мира и демократии, культуры, человеческого прогресса. (П р о д о л ж ительиые а п л о д и- смеиты).

Перехожу к следующему разделу советского права — к і раж данскому праву.

Наука советского гражданского права у нас запущена. Вре­дители приложили и тут свою руку. Здесь еще имеется ряд не­достатков и независимо от происков, поползновений и вреди­тельского творчества- наших врагов. Дело в том, что это та отрасль, где до сих пор наиболее часто встречаются всевозмож­ные абстрактные схоластические представления. Возьмите во­прос о праве застройки. В этом вопросе все еще сильны фор­малистические взгляды, открыт широкий простор для самого грубого юридического формализма, опирающегося не только на старые, изжившие себя нормы, но и — что еще хуже — на фор­мально-догматические пережитки в сознании наших цивилистов. Советское социалистическое гражданское право принципиально отлично от буржуазного гражданского права. Ленинизм учит новому подходу к вопросам гражданского права. Еще в 1922 г. в записке на имя т. Курского Ленин писал: «Мы ничего «част­ного» не признаем, для нас в с е в области хозяйства есть пуб­лично-правовое, а не частное. Мы допускаем капитализм только государства... Отсюда расширить применение государст­венного вмешательства в «частно-правовые» отношения, расши­рить право государства отменять «частные» договоры, применять не Corpus juris romani к «гражданским правоотношениям», а наше революционное правосознание, показывать систематически, упорно, настойчиво на ряде образцовых процес­сов, как надо делать с умом и энергией» *.

Не римское право, опирающееся на частную собственность на орудия и средства производства, являющееся основой права и правовых систем эксплоататорского общества, возводящее частно-правовое начало в господствующий правовой принцип, а публично-правовое начало лежит в основе советского права и в частности в основе советского социалистического гражданского права. Этот принцип нашел свое выражение в Гражданском процессуальном кодексе (ГПК РСФСР 1923 г. и ГПК других союзных республик). В статье 2-й кодекса указывается право прокурора как начать дело, так и вступить в дело, независимо от заявлений и желания заинтересованных сторон, в любой ста­дии процесса, если по мнению прокурора этого требуют инте­ресы государства или трудящихся масс. Принцип диспозитив­ности, столь характерный для буржуазного гражданского права, и советском гражданском праве терпит, как это видно из выше­изложенного, существенные ограничения. Эго публично-право­вое начало находит свое выражение и в праве, изложенном в і oii же статье, в силу которого отказ стороны от принадлежащих ШІ прав и судебной защиты этих прав еще не решает вопроса но существу, так как принятие этого отказа зависит от суда.

' .ІІ с и и а, Соч., т. XXIX, стр. 419.

Гражданские правовые отношения в Стране Советов должны расцениваться не с точки зрения формально-догматических тре­бований, а с точки зрения революционного правосознания, о ко­тором говорил Ленин в цитированной выше записке на имя Курского, с точки зрения социалистического правосознания но­вого, социалистического общества.

Именно против формально-догматической, формально-юри­дической трактовки вопросов гражданских правовых отношений направлена и статья 5 ГПК РСФСР и соответствующие ей статьи ГПК других союзных республик, обязывающие суд не ограничиваться представленными сторонами объяснениями и ма­териалами, ио «...всемерно стремиться к уяснению действитель­ных прав и взаимоотношений тяжущихся...». Суд в этих целях обязан, не ограничиваясь инициативой стороны, проявлять соб­ственную инициативу в выяснении существенных для разреше­ния дела обстоятельств и подтверждения их соответствующими доказательствами. Суд сам должен истребовать эти доказатель­ства, оказать активное содействие к ограждению прав и закон­ных интересов граждан, словом, принять все меры к тому, чтобы за внешними юридическими формами не было скрыто и не оста­лось невыясненным подлинное содержание этих правовых отношений.

Сказанное в достаточной мере объясняет особенность совет­ских принципов, с точки зрения которых надлежит рассматри­вать гражданские правовые отношения. Их изучение составляет содержание нашего гражданского права. Основной порок совет­ских цивилистов заключается в том, что, к сожалению, очень многие из них еще не усвоили этого основного советского прин­ципа. Недостаток заключается в том, что они все еще не научи­лись рассматривать вопросы гражданских’правовых отношений и гражданского права в целом, опираясь на марксистско-ленин- | скую методологию, не признающую в области хозяйства ничего «частного».

Вот почему надо считать, что первой н основной задачей на- j ших цивилистов является задача очищения от старого, фор­мально-догматического, буржуазного хлама. В области науки советского гражданского права, больше чем где бы то ни было, . необходимо преодолеть остатки буржуазно-юридического мы­шления, того «юридического социализма», о котором Энгельс писал как о классическом буржуазно-юридическом мировоззре­нии. Напомню относящиеся к этому вопросу слова Энгельса «...меньше чем через пятьдесят лет (после английской революции ' XVII в.— А. В.) но Франции появилось в своем настоящем виде новое мировоззрение, которое должно было стать класси­ческим мировоззрением буржуазии, — юридическое миро­воззрение.

Юридическое мировоззрение было обмирщением (Verweltli- іоо

c.’iung) теологического. Место догмы, божественного права за­няло человеческое право, место церкви — государство»^[89].

Наши цивилисты обязаны преодолеть абстрактную юриди- чески-цивилистическую схоластику и все те извращения, которые питались этой схоластикой. Перед ними стоит серьезнейшая за­дача разработки основных и важнейших проблем гражданского советского социалистического права. До последнего времени советское гражданское право, как особая юридическая дисци­плина, не существовало вследствие вредительской работы врагов народа, ликвидировавших гражданское право и на его место поставивших так называемое «хозяйственное право», представ­ляющее собой смесь троцкистско-бухаринских измышлений в об­ласти права, соединенных с приемами, прямо заимствованными у наиболее реакционных буржуазных юристов.

Так называемое «хозяйственное право» извращенно тракто­вало все важнейшие проблемы гражданско-правового строитель­ства, рассматривая гражданские правоотношения в советском обществе не с точки зрения защиты прав советских граждан, советских государственных и общественных учреждений и пред­приятий, а лишь с точки зрения тех или иных организационно­хозяйственных мероприятий. Отсюда полное непонимание и игнорирование живых людей с их живыми интересами, правами, с их волей, желаниями и стремлениями.

Результатом такого рода взглядов на природу и характер гражданских правоотношений з эпоху социализма явилось све­дение советского гражданского права к административно-хозяй­ственным мероприятиям, отодвинувшим на задний план все вопросы юридической конструкции и юридических институтов.

В настоящее время советские цивилисты должны очистить цивилистическую литературу от антимарксистского, антиленин- ского хлама, и построить на основе работ и указаний Маркса, Энгельса, Ленина и Сталина законченную и строго научно-обо­снованную теорию советского социалистического гражданского права.

Эта задача конкретно сводится к разработке следующих во­просов:

а) содержание и особенности советского социалистического гражданского права, как особой формы выражения воли рабо­чего класса и всего советского народа в защите, укреплении и развитии личных и семейных отношений граждан, имуществен­ных прав граждан, учреждений, предприятий и организаций в соответствии с интересами социалистического строительства;

б) содержание и правовая природа имущественных отноше­ний граждан в СССР между собой, граждан с государственными и общественными учреждениями, предприятиями и организациями и государственных и общественных учреждений, предприятий

и организаций между собой (вопросы договора, планирования, хозрасчета и пр.);

в) природа и особенности личных неимущественных прав граждан (авторское право, право на имя, патентное право, ав­торское свидетельство и пр.);

г) природа личной собственности граждан;

д) о приобретательской давности в советском праве;

е) учение о субъекте права (правоспособность, условия, объем и пр.) и о юридическом лице в советском праве (органи­зация, предприятие, трест, наркомат);

ж) право наследования в советском праве;

з) проблема вины в гражданском праве;

и) вопрос о системе гражданского советского права (в част­ности, вопрос о вещном и обязательственном праве) и о коди­фикации гражданского права (о пределах действия тех или дру­гих гражданских законов и применимости их к отдельным видам правоотношений).

Особенно важен вопрос о юридической природе государствен­ной собственности и связанный с ним вопрос о природе совет­ского юридического лица и закрепленных за ним имуществ, «собственных» оборотных средств и пр. Задача эта должна ре­шаться с точки зрения утверждения единства и незыблемости государственной собственности и предоставления «юридическим лицам» принадлежащего им по закону права распоряжения — управления имуществом государства лишь по поручению.

Серьезна проблема о юридической природе и характере лич­ной собственности граждан. Статья 10 Сталинской Конституции исчерпывающе ее освещает, давая твердую основу для решения и ряда возникающих из нее узко юридических вопросов. Между тем цивилисты эти юридические вопросы решают по-разному. Кое-кто отождествляет личную собственность граждан с част­ной собственностью. В одном учебнике в тексте неоднократно употребляется термин «частная собственность», пока кто-то из редакторов не спохватился и не внес поправки, предложив всюду, где сказано «частная собственность», читать «личная собственность». Так, при помощи простой корректорской по­правки горе-цивилисты решили всю проблему: личную собствен­ность свели к частной собственности, а затем частную собствен­ность назвали личной, и все оказалось в порядке. Нет нужды специально останавливаться па этой операции, изобличавшей полное непонимание ирнпцнніїнлиіоіі разницы между личной собственностью п часа ной собственностью, не известной нашей Конституции, чуждой советскому гражданскому праву.

Нужно, однако, подчеркну!ь, чго самый факт подобного рода путаницы сигнализирует о необходимости серьезного пере­смотра кое-какими «юристами» своих принципиальных позиций. Все это требует внимательного изучения.

В тезисе 41-м я наметил ряд вопросов, которые подлежат

чеоретической разработке. Не все они, конечно, имеют одина­ковое значение. Здесь мы говорим о таких, как вопрос о приобре­тательской давности в советском праве, о праве наследования в советском праве, как проблема вины в гражданском праве, самой системе гражданского советского права, в частности о вещном н обязательственном праве. Тут уйма вопросов, решение которых позволит подготовить материал для построения системы советского социалистического гражданского права, как части всего советского соппалдстпческого права.

Конечно, нельзя себе представлять дело так, что можно все эти вопросы разрекнпто в два счета. Мы говорим об организа­ции научно-исследовательской работы в направлении решения указанных выше задач, имея в виду, что задачи эти будут ре­шаться в зависимости от условий, главное место среди которых будет занимать вопрос о нашей собственной идеологической подготовке.

К сожалению, надо сказать, что кадры ученых-юристов за последние годы были сильно растрепаны. Я не говорю о тех, которых мы выбили из нашей среды, как вредителей и врагов, — это к нашему благу, это к счастью для всех пас. Я говорю о тех честных юристах, которые, хотя и были вооружены в значитель­ной степени старой юридической культурой п наукой, оказались не в состоянии именно вследствие своей слабой марксистско-ле­нинской методологической подготовки, оказать вредителям сколько-нибудь существенное сопротивление. За последние годы, к сожалению, мало влилось в наши ряды молодых ученых-юри­стов. Между тем приток молодых, свежих юридических сил, научной молодежи значительно облегчил бы разработку различ­ных научных проблем, облегчил бы нашу задачу по завершению работы в построении советского социалистического права. И в организации научных сил вредители немало напортили: старых ученых оттирали потому, что они, мол, недостаточно ов­ладели марксистско-ленинской методологией; молодых оттирали потому, что они молодые, и потому, что им нельзя еще доверить разработку серьезных юридических вопросов. При таком вре­дительском отношении к организации научных сил немудрено, что многие квалифицированные юристы отошли от научной ра­боты и что сама наука права оказалась в весьма затруднитель­ном положении. Эго, в частности, надо сказать о такой важной отрасли науки советского права, как история права. Разработка различных вопросов истории права—история права народов СССР, история русского права, разработка таких замечательных старых юридических памятников, как «Русская правда» и дру­гие старые законодательные источники, разработка ряда вопро­сов из области истории буржуазного права — является насущ­ной необходимостью.

Важнее место в советской науке права должно быть отве­дено разработке вопросов, связанных с колхозным строитель-

ством. Изучение Сталинской Конституции и Сталинского устава с.-х. артели объясняет всю важность изучения и разработки этих вопросов, к сожалению, цивилисты это еще недооценивают, вы­сказываются даже сомнения о целесообразности существования этой дисциплины. Этим настроениям надо дать решительный отпор. Независимо от того, как может быть и будет решен во­прос о существовании так называемого колхозного права как дисциплины, т. е. будет ли эта дисциплина рассматриваться как часть гражданского права, с одной стороны, и государственного права, с другой стороны, или как самостоятельная дисциплина, независимо ог этого надо помнить и знать, что для дальнейшего успеха организационного укрепления колхозов и всего колхозного строительства имеют огромное, значение изучение и разработка правовых проблем, связанных с этим строительством.

Вопросы колхозного строительства, ряд правовых вопросов, связанных с организационно-хозяйственной деятельностью и строительством колхозов, требуют, несомненно, участия юристов. Е своих тезисах я обращаю внимание на эти вопросы и говорю о необходимости очень серьезной разработки этих вопросов, ибо исключительное значение Сталинской Конституции и Сталин­ского устава с.-х. артели для дальнейшего успеха организации и укрепления колхозов и всего колхозного строительства требует от работников советского права самого внимательного отноше­ния к этим проблемам.

Однако едва ли правильно взято было направление в этом деле некоторыми товарищами, специализирующимися (это надо приветствовать) в этой области, в частности тов. Павловым.

Во-первых, вызывает сомнение самое наименование этой дис­циплины — «земельно-колхозное право». Я считаю, что это непра­вильно, ибо у Павлова земля отдана в полное распоряжение колхозов. Он забыл, что, кроме колхозов, которые пользуются этой землей, существует еще советское государство, которое тоже без земли существовать не может. Тов. Павлов должен был хотя бы немножко землицы оставить для государства. (Смех.) Он очевидно думает, что государство — это колхозная земля, власть и население. (Смех.) А где же у него советская земля? Она где-то затерялась, не видно ее. Это неправильно. Нельзя землю и правовые вопросы землепользования связывать только с колхозным строительством.

Во-вторых, мне кажется неправильным ряд установок, кото­рые излагаются в конспекте тов. Павлова по курсу земельно- колхозного права. Сигнальный экземпляр «Конспекта курса земельно-колхозного права» содержит в себе ряд вызывающих серьезные сомнения утверждений. В одном месте мы читаем: «Возникновение в ходе социалистического переустройства по­земельных отношений и колхозного строительства системы ин­ститутов земельно-колхозного права как следствие проведения в жизнь земельного и колхозного законодательства» '. Я не го-

ворю уже о крайне тяжелом изложения. По ведь тут все не­правильно но существу. Как же можно говорить, что возникно­вение в ходе социалистического переустройства поземельных отношений и системы институтов земельно-колхозного права яв­ляется следствием проведения в жизнь земельно-колхозного за­конодательства? Что такое институты колхозного права? Инсти­туты колхозного нрава это колхозная собственность, это право колхозников вечно и бесплатно пользоваться землей. Из чего они вытекают? Они вытекают из торжества социализма. Они вытекают не из земельного и колхозного законодательства, а из всего существа нового, социалистического строя. Как же можно говорить, что эти институты вытекают как следствие проведения в жизнь земельно-колхозного законодательства? Ясно ведь, что, наоборот, колхозное законодательство есть след­ствие торжества этих институтов, являющихся выражением тор­жества победы социализма в деревне.

Дальше идет такой, например, тезис тов. Павлова: «Земель­ное и колхозное право СССР как единство социалистического земельного и колхозного законодательства с земельно-право­выми и колхозно-правовыми отношениями и деятельностью ор­ганов диктатуры рабочего класса, формирующих на основе этого законодательства новые общественные отношения в де­ревне».

Здесь ничего нельзя понять: право «как единство социалисти­ческого земельного и колхозного законодательства с земельно­правовыми и колхозно-правовыми отношениями». Право как единство с правоотношениями. Ничего не поймешь!

Это «единство» с «земельно-правовыми и колхозно-право­выми отношениями» колхозного права и «деятельности органов диктатуры рабочего класса, формирующих (кто формирует? — А. В.) на основе этого законодательства новые общественные отношения в деревне».

Значит, новые общественные отношения в деревне форми­руются на основе... законодательства. Какого? Которое всту­пает... Во что? В отношения. С кем? С земельно-правовыми от­ношениями. (Смех в зал е.) Вот это называется у тов. Пав­лова «колхозным правом». (Смех в зал е.) А для того, чтобы не было никаких сомнений на этот счет, специально конспекти­руется еще один параграф: «Содержание земельно-колхозного права». А то что было? Это было право без содержания. Теперь будет содержание права.

Я не могу всего этого читать. Я говорил тов. Павлову о пу­танице. и неразберихе в тексте. Ои кажется согласен, что у него такой грех есть. Я говорил ему: у вас такой каскад слов, что он

¹ Здесь и дальше цитшрую по кн. А. П. Павлова, Конспект курса чс.чслыю-кодхозного права, М., 1938, стр. 6—9.

может затопить самую высокую мысль. Оп говорит: такой ма­ленький грех у меня есть. Действительно, вы посмотрите самую методику изложенья. Какой это конспект? Я читаю просто, пока без критики: «Неправильность и вредность отождествления зе­мельного и колхозного права как с экономикой сельского хозяй­ства, так и с аграрной: политикой...». С какой аграрной политикой, где аграрная политика, у кого аграрная политика, чья аграрная политика, в чет: ні парная политика? Дальше точка с запятой. Ничего подобный, не верьте, никакой тут точки с запятой нет, тут прямо курьерское , і в¹1/К е 11: і е вперед без остановок. «..Дей­ствительное, соотношение '.смольного и колхозного права с сель- СКОХОЗЯЙСТ вечной ЭКОНОМИКОЙ! II политикой...» В чем дело? Это, го­ворит автор, объясним таим, в конце, а пока двигаемся дальше. «...Их неразрывная связь...». У.ке связь получилась, да еще неразрывная. Пока было соотношение, теперь уже вдруг нераз­рывная связь. Посмотрим, что будет дальше: «...в ходе взаимо­действия социалистической аграрной политики...» Что за аграр­ная социалистическая политика? Может быть какой-нибудь аг­рарный закон? Посмотрим дальше: «...и экономики сельского хозяйства советского общества...». Прочтем еще раз: «...Созда­ние социалистических земельно-правовых и колхозно-правовых отношений в ходе взаимодействия социалистической аграрной политики и экономики сельского хозяйства советского обще­

ства...». Туговато, туговато.

Читаем дальше: «...Диктатура рабочего класса как источ­ник возникновения земельної о и колхозного права...». «...Примат политики над экономикой...», — п так излагается весь конспект.

Тов. Павлов, если мы так будем писать наши конспекты, то никому это не будет на пользу. Я спросил: тов. Павлов, для кого вы это пишете? Для преподавателей, говорит. Я говорю: нет такого преподавателя, который мог бы справиться с таким кур­сом. (Смех.) Нужно к этому конспекту в качестве бесплатного приложения обязательно рассылать самого автора. Читаю дальше: «...Законы советского государства о земле и колхозах... Единство и взаимозависимость планового руководства и право­вого регулирования в организации социалистическим государ­ством поземельных отношений и колхозного хозяйства...». И дальше: «...Изучение законов развития и особых форм дви­жения «нового общества в деревне...» и т. д. Какие это, позвольте вас спросить, «особые формы движения» «нового общества в де­ревне», отличные от законов советского общества и государ­ства, отличные от особых форм движения социалистической революции? Что это за формы? Я не знаю. Во всяком случае надлежало бы, хоть для преподавателей, сказать это пояснее. Для этого нужно, если вы пишете конспект, во-первых, написать его не на 84 страницах, а по крайней мере на 24; во-вторых, вы­бросить из него бесконечное множество повторений, отступле-

siиії, лирических излияний, драматических выражений и т. д. и т. п. Тогда может быть из этого вышло бы что-нибудь похожее на конспект, конспект к будущему курсу, который! мы охотно еще будем ждать. Тов. Павлов обещает дать курс. Пока же он дал нам одну программу по земельно-колхозному праву в 1933 г. и другую — в 1938 г. Улучшение, надо сказать, не особенно за­метное.

В одном месте конспекта тов. Павлов пишет о «...специфике закономерностей и методоз построения нового общества в де­ревне...». По Павлову, оказывается, есть какая-то специфика за­кономерностей построения нового общества в деревне. Я посо­ветовал бы тов. Павлову этот сигнальный экземпляр конспекта понять как сигнальный (смех) в прямом смысле этого слова, поработать над ним и устранить из него те недостатки, которые мы здесь с вами по-товарищески вскрываем.

Тов. Павлов горячо борется за науку земельно-колхозного права. Это хорошо. Но тов. Павлову нужно более вдумчиво от­носиться к своей задаче и своему предмету, более серьезно по­работать над своей темой.

Мой вывод таков: земельное и колхозное право соединять в одно нельзя. Если говорить о дисциплинах, то здесь мы имеем дело с двумя дисциплинами: земельным правом и колхозным правом. Кроме того, колхозное право рассматривать как само­довлеющее нельзя.

Колхозное право имеет своим источником диктатуру проле­тариата и социалистическую демократию, Сталинскую Консти­туцию и Сталинский устав с.-х. артели. Колхозное право вхо­дит своими частями в советское государственное право (зе­мельная собственность, основы землепользования, а равно поль­зование недрами, лесами и водами, государственное планиро­вание в области колхозного строительства, государственные обязательства колхозов и пр.) и советское гражданское право (договоры, имущественные правоотношения, семейное, наслед­ственное право и т. д.). Нельзя колхозное право изучать в от­рыве от государственного права и гражданского права. Между тем у тов. Павлова имеется именно эта тенденция, тенденция опасная, ибо она ведет к неправильному представлению о мето­дах разработки различных юридических вопросов колхозного строительства.

В области трудового права перед нами стоит ряд вопросов, которые я наметил в тезисе 47. Я думаю, что на этих вопросах можно особенно не останавливаться. Здесь задача сводится к разработке вопроса о предмете и системе трудового права, вопроса о пределах действия трудового права и пр. Я не буду останавливаться на ошибках и извращениях, допущенных в этой области и сводящихся в основном к попыткам ограничить сферу действия трудового права лишь отношениями найма, следовательно, лишь в отношении рабочих и служащих. В свое

время этот вопрос в достаточной степени был освещен в об­щей и специальной печати, была в достаточной степени разобла­чена троцкистская концепция, пытавшаяся отрицать действие советского трудового права на колхозные отношения. При раз­работке вопросов советского трудового права необходимо исходить из основного социалистического принципа — нрава на труд, провозглашенного Сталинской Конституцией, гарантиро­ванного всей «...социалистической организацией народного хо­зяйства, неуклонным ростом производительных сил советского общества, устранением возможности хозяйственных кризисов и ликвидацией безработицы» (ст. 118).

В области трудового права важнейшими вопросами яв­ляются: определение предмета н системы трудового права; раз­работка основ, законодательства о труде и связанная с этой за­дачей научная разработка таких вопросов, как пределы дей­ствия союзного республиканского трудового законодательства; трудовой и коллективный договор; порядок разрешения трудо­вых конфликтов (третейский суд и пр.).

В науке советского социалистического уголовного права перед нами тоже непочатый край работы, в прямом смысле этого слова. Ведь смешно сказать, у нас совершенно не раз­работаны юридические проблемы и по-юридически не разра­ботаны основные проблемы нашего уголовного права, например, вопрос о вине и ответственности. Не разработаны умысел, не­осторожность и вменяемость. Например, вопрос о вменяемости до сих пор является для нас какой-то лапласовской туман­ностью. ’ и

Достаточно напомнить о Крыленко с его вредительскими установками насчет того, что не следует заниматься юридиче­ской «арифметикой и юридической казуистикой», биться над тем, где умысел, а где неосторожность, где растрата, а где при­своение, где недобросовестность, а где халатность и т. д., или утверждение некоторых подвизавшихся у пас, «юристов», утверждавших, что деление на умысел и неосторожность осо­бого практического значения не имеет.

Из прошлого нужно сделать серьезнейшие выводы, извлечь серьезные уроки. На основании этих уроков первое, что надо учитывать, — это необходимость тщательного и добросовестного отношения к работам классиков марксизма, наших учителей, необходимость решительной борьбы со всякого рода «вольным» отношением к тексту цитируемых источников основоположни­ков марксизма-ленинизма. Тем более необходима решительная и беспощадная борьба со всякими извращениями марксистско- ленинского учения о праве.

Примером такого бесстыдного отношения к источникам, пря­мой их фальсификации и литературного жульничества могут служить пресловутые книги вредителя Крыленко, не останав­ливавшегося при построении своих вредительских «концепций»

в области государственного права перед прямыми передерж ками и извращениями мыслей Маркса и Лепина. Явно извра­щая соответствующие места из ленинской работы «Что такое «друзья народа» и как они воюют против социал-демократов?», где Ленин говорит об идее детерминизма, Крыленко искажает ленинскую цитату, стараясь доказать, что Владимир Ильич от­рицал вину и умысел. Крыленко клеветнически излагал этот вопрос, доказывая, будто бы Ленин требовал наказания безотно­сительно к вине, лишь по признаку одного объективного вреда. В своих вредительских упражнениях Крыленко договорился до утверждения, что якобы «ответственность остается и тогда, когда налицо отсутствуют полностью всякая злая воля и даже неосторожность». «Она остается, — писал он, —■ как ответствен­ность объективная, сплошь и рядом переходящая в ответствен­ность политическую и ответственность уголовную». Чтобы пока­зать всю бесчестность и лживость этих утверждений, доста­точно привести следующие места нз работ Ленина, не оставляю­щие сомнения в том, что Ленин требовал точной и строгой диф­ференциации вины, персональной ответственности.

Так, в одном из писем Ленина мы читаем: «Затем поручаю Вам расследовать дело о простое шведского завода «Нитвес и Гольм» («Экономическая жизнь» № 194, стр. 4). «Медленно оформляли» заказ на водные турбины!! В коих у нас страшный недостаток!! Это верх безобразия и бесстыдства! Обя­зательно найдите виновных, чтобы мы этих мерзавцев могли сгноить в тюрьме.

Установите точную персональную ответственность за работу этого завода и заказы ему.

Вообще установление точной персональной ответствен­ности— важнейшее дело управдела С. Н. К- и Совета Труда и Обороны. Этого я буду требовать строже всего. Если окажется надобность, немедленно привлекать для этого НКЮст и РаКри или «эксперта» от них» ’.

В другом месте, в письме к тов. Семашко, Ленин писал: «Далее. Что делается (и что сделано?) в Москве? Кто отвечает за работу? Только ли «чиновники» с пышным советским титу­лом, ни черта не понимающие, не знающие дела, лишь подпи­сывающие бумажки? Или есть деловые руководители? Кто именно?

Добиться персональной ответственности — самое важное.

Что сделано, чтобы добиться персональной ответственности?

Проверка через кого?

Через инспекторов? Сколько их? кто они?

Через отряды молодежи (К. С. М.) ? Есть ли таковые? Сколько? Где и как себя показали?

¹ Л е н и н. Соч., т, XXIX, стр. 401.

Какие иные средства р е а л ь и о й проверки?»

На XI съезде партии в политическом отчете ЦК Ленин пред­

лагал: «...тянуть к суду виновных за волокиту. Я думаю, что пролетарский суд сумеет наказать, а чтобы наказать—надо виновных, а я вам ручаюсь, чго найти виновных нельзя, пусть каждый из вас посмотрит это дело — нет виновных, а есть су­толока, суматоха и ерунда... Некто не умеет подойти к делу... Это вреднее всякого еабога,на, саботажнику ничего и не надо, кроме как увидеть, чго де,а коммуниста спорят между собой по вопросу о том, в какой момент обратиться в Политбюро о принципиальной дпрек і п"с для покупки продовольствия, и в эту щель пролезть. 1-с.чн с код ько л і и бул і > толковый саботажник вста­нет ОКОЛО ТОГО П.НІ НПО! о коммуниста или у обоих по очереди и поддержит их, — тогда копен. Дело погибло навсегда. Кто ви­новат? Никто» ^{[90] [91].}

Лепин требовал «...тянуть к суду виновных...», говорил о необходимости найти- виновных, ставил вопрос: «кто ви­новат?»³. Все это не оставляет никакою сомнения в том, что иначе, как клеветой, нельзя назвать упражнения Крыленко, отрицавшего проблему вины и ответственности в советском уго­ловном праве.

Чрезвычайно серьезны проблемы о вменяемости и виновно­сти, о социальной опасности п наказании, о подавлении и вос­питании, о точных составах и аналогии. Я не имею возмож­ности останавливаться подробно на всех этих чрезвычайно важ­ных вопросах. Ограничусь лишь напоминанием об этих вопро­сах и отсылкой интересующихся этими проблемами к нашей юридической литературе, где все эти вопросы достаточно ши­роко были освещены в связи с моими выступлениями против вредительских концепций Крыленко и других вредителей.

Особенно я хотел бы остановиться на такой проблеме тео­рии советского уголовного права, как теория соучастия. Эта проблема представляет громадный интерес.

Теория соучастия в науке буржуазного уголовного права до сих пор представляется одной из наиболее запутанных и схо­ластических теорий. Недаром еше Schutre о Доктрине соуча­стия неуважительно говорил как об авгиевой конюшне, на очи­стку которой потребуется целое столетие.

Проф. Жиряев высказался в том смысле, что окончательное решение вопроса о сущности соучастия, особенно в науке, ему кажется невозможным. Приведя это замечание проф. Жиряева, Таганцев не. упустил из виду напомнить, что сам Жиряев, не отделяя соучастия от стечения нескольких лиц при одном дея­нии, содействовал путанице понятий. Известно, что Фойпицкий

предлагал выкинуть учение о соучастии, как остаток схоласти­ческой обработки права, из изложения общих условий престу­пления и признать и в этих случаях применимыми общие пра­вила об индивидуальной ответственности.

Сергеевский отсутствие ясности в научной разработке со­участия видит в том, что в господствующей литературе нет опре­деленного принципа или начала, на котором можно было бы построить учение об ответственности многих лиц за один пре­ступный результат.

«Вместо последовательно развитого учения находим мы в литературе соучастия нередко ряд сравнений, фикций, недока­занных предположении» ^!.

«Не'взирая на громадную литературу, сбшее учение о со­участии, которое схватывало бы собою все возможные в действи­тельной жизни случаи, развито весьма мало...» ².

Так характеризует сама буржуазная наука состояние этой интереснейшей теории, этой важнейшей части уголовного права.

Проблема соучастия, теория соучастия приобретает особен­но важное значение в наших условиях, когда классовое сопро­тивление эксплоататорских элементов, их агентуры, являющейся агентурой иностранных разведок, находит наиболее распростра­ненное выражение в заговорщической деятельности этих эле­ментов, в организации ими различных антисоветских подполь­ных групп, преступного подполья, преступных, контрреволюци­онных сообществ.

Вульгарное представление о соучастии, как форме объедн- » нения уголовной деятельности, в узком смысле этого слова, от­

жило свое время. Сейчас, особенно в условиях классового сопротивления эксплоататорского мира победоносной социали­стической революции, проблема соучастия приобрела острый

характер, как форма политической борьбы. _t Можно сказать, что правильное понимание учения о соуча­

стии в советском уголовном праве социалистического государ­ства можно составить, только исходя из понимания особенностей нашей эпохи, характера и особенностей классовой борьбы в настоящее время.

О чем говорит изучение этих материальных условий нашей * эпохи? Оно говорит о такой прочности советского строя, о такой

мощи социалистического государства, поколебать которые не в состоянии никакая рать черных сил отжившего, умершего или умирающего общества. Значит ли это, что исключены попытки борьбы против СССР, попытки сокрушить несокрушимую

мощь СССР.

Нет. Борьба продолжается, и, как показали эти три года и прошедшие за эти годы процессы, с еще большей силой. Про-

¹ Н. Д. Сергеевский, Русское уголозисе празо, ч. Общая, СПБ, 1Р10, стр 312.

-Там же.

цесс антисоветского право-троцкистского блока показал, что враждебные СССР и делу социализма силы стремятся осущест­влять свою преступную деятельность и осуществляют ее не в одиночку, не изолированно, а организованно, путем объединения своих преступных усилий.

Характерная особенность и громадное историческое зна­чение процесса антисоветского «право-троцкистского блока» состоят в том, что он показал, что «блок» является формой объединения всех антисоветских подпольных групп. В этом «блоке» объединились в борьбе против СССР троцкисты, буха­ринцы, зиновьевцы, м(ніыневикн, эсеры, буржуазные национа­листы, бывшие провокаторы п агенты царской охранки, бело­гвардейское офицерство, иное гра иные фашисты.

Другая особснносії, лого процесса заключается в том, что он доказал, что преступная деятельность обвиняемых — это совершенно беспринципная, уголовная деятельность в полном смысле этого слова, деятельность, характерная для беспринцип­ной и безыдейной банды профессиональных вредителей, дивер­сантов, шпионов, убийц. Процесс показал, что право-троцкист­ский блок нельзя квалифицировать как политическую группу в собственном смысле этого слова. Политическая группа предпо­лагает определенные политические принципы, определенную по­литическую программу, известные политические убеждения, способность и готовность защищать эти убеждения, их отстаи­вать, и их пропагандировать. Политическая группа организует свою деятельность на основе политической платформы, пропа­гандирует эту платформу, защищает правильность ее принципов и т. д. и т. п.

В данном случае всех этих неизбежных и необходимых признаков политической деятельности пет и, хотя, как мы помним, Бухарин пытался говорить об «идеологии» и «фило­софии» о «проблематике общего руководства», трактуя свои изменнические планы об использовании войны, как какую-то «прогностически стоявшую в перспективе» задачу. Нетрудно было разоблачить всю эту «философскую» шелуху, неспособную скрыть действительную сущность вещей, говорившую о несо­мненном уголовно-бандитском характере этого заговора.

«Право-троцкистский блок» — это полностью доказало след­ствие, — был разоблачен как агентура иностранной разведки, со всеми присущими такого рода «организации» особенностями. Это еще больше подчеркивает уголовный характер преступной деятельности заговорщиков.

В докладе «Итоги первой пятилетки» товарищ Сталин ска­зал, что остатки эксплоататорских классов, вышибленных из нашей жизни социалистическими победами, направляют свою деятельность на подрыв общественной социалистической соб­ственности, как основы всего советского строя

¹ См. И. Сталин, Вопросы ленинизма, изд. 11-е, стр. 393,

Товарищ Сталин подчеркнул, что бывшие люди организуют вредительство, организуют подрыв советского хозяйства, вся­чески стараясь пакостить и вредить делу социализма. Я обра­щаю особенное внимание на указание товарища Сталина об ор­ганизационной деятельности врагов народа, расхищающих общественную социалистическую собственность. Практика под­польной работы иностранных разведок в разных странах и осо­бенно попытки этих разведок проникнуть в тылы Советского Союза., также говорят об усиленной организационной деятель­ности этих разведок и враждебных СССР антисоветских групп и формирований. Все это подчеркивает значение разработки в советском уголовном праве вопросов, связанных с разоблаче­нием организационной деятельности преступников.

Задача состоит в том, чтобы уметь, опираясь на указания советской теории уголовного права, вскрыть организационные взаимосвязи между отдельными участниками той или иной пре­ступной деятельности, направленной против интересов СССР. Задача состоит в том, чтобы уметь не только распознать фак­тическое взаимоотношение отдельных сообщников между собой и с другими учреждениями, организующими их преступную дея­тельность, т. е. не только в решении вопросов факта (questio facti), но и дать правильный анализ этих отношений с точки зрения юридической доктрины, дать правильную юридическую квалификацию преступной деятельности, т. е. решить соответ­ствующим образом и юридические вопросы (questio iuris).

Эта задача чрезвычайно важна и серьезна, так как органи­зационные формы, в которых эта связь отдельных сообщников выражается, разнообразны. Разнообразна и степень участия от­дельных сообщников в общей преступной деятельности. Сама преступная деятельность нередко представляет собой систему отношений, гораздо более сложную, чем в известной до сих пор науке уголовного права, общей преступной деятельности— шайке.

Процесс «право-троцкистского блока» показал, что понятия заговора («комплот»), шайки, банды, в старом юридическом смысле этих слов не исчерпывают проблемы. По господствующим современным взглядам заговор предполагает не только прямое соглашение между соучастниками, но и наличие так называе­мого взаимного подстрекательства, так, чтобы, как говорит Та­ганцев, «...каждый из соучастников являлся и подстрекателем, и ' подстрекнутым...» ’. Это последнее обстоятельство сразу изобличает несостоятельность данной теории, так как для участия в заговоре вовсе не обязательно, чтобы каждый заговор­щик был одновременно подстрекателем другого. С другой сто­роны, эта теория смазывает особенность и опасность действи-

■ Н. С. Таганцев, Русское уголозпое право, ч. Общая, т. I, СПб, 1602, стр. 749.

тельных подстрекателей, т. е. главных виновников, наиболее ак­тивных преступников, исполняющих ведущую роль общей пре­ступной деятельности.

Шайка предполагает субъективное соглашение сообщников на совершение нескольких преступных действий или соглаше­ние на постоянную пли длительную преступную деятельность. Шайка, как известно, кроме того, предполагает наличие более или менее законченной организующей формы, предполагает начала некоторой иерархичности внутри шайки. К таким пре­ступным формированиям, как «право-троцкистский блок», ста­рые печіятня с,а говора и шайки едва ли, с юридической точки зрения, могут быть применимы. Бухарин, очевидно, имел в виду именно зі у старую юридическую доктрину, когда в своем последнем слове он пробовал полемизировать против тезиса об­винительного заключения об его ответственности за все совер­шенные этим «блоком» преступления, is которых он, Бухарин, не принимал личного и непосредственного участия.

Бухарин сказал: «Гражданин Прокурор разъяснил в своей обвинительной речи, что члены шайки разбойников могут гра­бить в разных местах и все же ответственны друг за друга. Последнее справедливо, но члены шайки разбойников должны знать друг друга, чтобы быть шайкой и быть друг с другом в более или менее тесной связи. Между тем, я впервые из обви­нительного заключения узнал фамилию Шаранговича и впер­вые увидел его на суде. Впервые узнал о существовании Мак­симова. Никогда не был знаком с Плетневым, никогда не был знаком с Казаковым, никогда не разговаривал с Ракозским о контрреволюционных делах, никогда не разговаривал о сем же предмете с Розенгольцем, никогда не разговаривал о том же с Зеленским, никогда в жизни не разговаривал с Булановым и так далее. Кстати, и Прокурор меня ни единым словом не до­прашивал об этих лицах.

Право-троцкистский блок есть прежде всего блок правых и троцкистов. Как сюда вообще может входить, например, Левин, который здесь на суде показал, что он и сейчас не знает, что такое меньшевики? Как сюда могут входить Плетнев, Казаков и прочие?»

Бухарин аргументировал, слс-довательио, так: 1) члены шайки должны знать друг друга, чтобы быть шапкой; 2) члены шайки должны быть в более или менее тесной связи друг с другом; 3) он, Бухарин, не был знаком ни с Шаранговичем, ни с Максимовым, ни с Плетневым, ни с Казаковым; 4) он, Буха­рин, никогда не разговаривал о контрреволюционных делах с Раковским, с Розенгольцем, с Зеленским, с Булановым. Отсюда вывод, что никакой группы здесь нет, никакой тайки здесь нет.

¹ Судебный отчет по делу антисоветского «нравогпоцкдстского блока», М., 1938, стр. 689.

Действительно, по старой доктрине, для наличия іпш'ікн пли «шайкообразной» группы нужно соглашение участников, нужна иерархическая организация (хотя эта последняя не обязательна даже по этой доктрине), нужно, следовательно, знать друг друга.

Я говорил на суде, что, по мнению многих криминалистов, для наличия соучастия требуется общее согласие и умысел каж­дого из преступников, каждого из сообщников на каждое из преступлений. Как известно, это действительно господствующая точка зрения, предполагающая, что для понятия соучастия не­достаточно объективной причинной связи и общих условий субъективной виновности, но требуется еще особенное единство воли, выраженное в соглашении, и т. д. и т. п.

Другой взгляд, защищавшийся Сергеевским, соучастниками считает всех тех, кто находится к преступному результату в отношении субъективной виновности, независимо от характера своей преступной деятельности.

Думается, что ни та, ни другая точка зрения не могут быть безусловно принятыми.

Не может быть принято мнение Таганцева и других, тре­бующих для соучастия наличия соглашения. Таганцев сам вы­нужден признать, что вступление в партию, в программу кото­рой входит определенная преступная деятельность, может быть иногда признано равносильным вступлению в сообщничество для учинення определенного преступного деяния. Следовательно, участие в группе, осуществляющей преступные действия, может влечь за собой ответственность участника этой группы даже в том случае, если он сам к этим преступным действиям непо­средственного отношения не имел и согласия на их совершение не давал.

По нашему мнению, такой участник преступной группы дол­жен быть признан ответственным за всякое конкретное престу­пление, если оно вытекает из общей преступной установки этой группы или стоит в известном плане общей преступной ее дея­тельности. Мнение Сергеевского неправильно потому, что оно исключает ответственность тех участников преступной группы, которые своей субъективной деятельностью не причинили пре­ступного результата.

Между тем участие в подобного рода преступной группе, независимо от того, «вложился» ли данный участник ее в тот или другой преступный результат, в котором реализовалась пре­ступная деятельность этой группы, говорит, что этот участник должен отвечать и за этот результат, как за всю деятельность своей группы, именно как ее участник.

Неправильна также точка зрения, защищавшаяся в свое время Фойницким, нападавшим па схоластичность господство­вавшей доктрины о соучастии и эту схоластичность видевшим и том, что «...вина каждого становится виной всех в отдель-

ности...» и что, таким образом, «...каждый отвечает не только за себя, но и за других, не за свою только вину, но и за чужую...» *,

О какой чужой вине можно говорить в данном случае? Разве эта так называемая чужая вина не становится фактом соуча­стия в общем преступлении своей виной?

Фойпицкий вопросы соучастия трактует с точки зрения общих начал причинности, считая, что при «отсутствии внут­ренней и внешней причинной связи каждого данного деятеля С явлением утрачпвасіся ВОЗМОЖНОСТЬ вменит!) ему это явле­ние в вину» ".

Правильны и сам по себе, лот принцип неприменим в во­просе о соучастии, если соучастие понимать не в узком смысле этого слова, т. е. не как участие нескольких лиц в совершении общими усилиями одною нлп нескольких преступлений, а пони­мать его в широком смысле слова, т. е. как совокупность дей­ствий многих или нескольких лиц, не юлько вызвавших дан­ный преступный результат, но и в тоіі или иной мере и степени, прямо или косвенным образом, посредственно или непосред­ственно предопределивших или облегчивших наступление пре­ступного результата, являющегося конечной целью преступной деятельности.

В деле право-троцкистского блока мы имеем именно такое соучастие в широком смысле этого слова. Для всех участников этого «блока» общей целью было свержение советской власти, захват власти право-троцкистским центром. Для всех приняв­ших участие в этой преступной деятельности эта цель была об­щей и точно воспринятой. Здесь нет исключения ни для одного из подсудимых, даже для врачей-отравителей Плетнева, Каза­кова и Левина, что, между прочим, Бухарин на суде также оспаривал. Но это уже questio facti. Для всех участников этого «блока» были общими, всеми ими принятыми и одобренными способами борьбы — средства, применяющиеся право-троцкист­скими изуверами (вредительство, диверсия, террор, шпионаж). Все они шли к осуществлению своей общей им цели общими путями — измены, предательства, убийства и т. д. То обстоя­тельство, что одни из них действовали как убийцы, другие как шпионы, третьи как диверсанты и т. д., не меняет их положения с точки зрения их,юридической ответственности.

Белорусской подпольно!! право-троцкистской группой руко­водили непосредственно Рыков и Антипов. Это не исключает от­ветственности Бухарина за преступления, совершенные этой группой, хотя, в силу своеобразной конспирации, применявшейся «блоком», о некоторых людях и о некоторых, фактах преступ­ного характера Бухарин мог даже и не знать, как о некоторых

¹ И. Фойницки й, Уголовно-правовая доктрина о соучастии, «Юриди­ческий вестник», 189.1, .ХЬ 1, стр. 5.

^г Там же, стр. 21.

людях и фактах преступного характера могли не знать и даже не должны были знать некоторые участники этого «блока».

С указанной выше точки зрения должен быть пересмотрен вопрос и о видах соучастников по степени их участия. Учение о соучастии не знает, например, понятия организаторов престу­пления, говоря лишь о подговорщиках, подстрекателях и зачин­щиках, однако это не одно и то же

Статья 17 Уголовного кодекса РСФСР следует в этом отно­шении по проторенному пути, говоря об исполнителях, с одной стороны, и о подстрекателях и пособниках — с другой. Между тем организаторы преступления представляют особую опасность, так как даже при наличии специального подстрекателя их дея­тельность, именно как организаторов, представляет сугубую опасность для общества и государства.

Нужно пересмотреть и вопрос о так называемых главных и второстепенных виновниках, так как лицо, выполняющее вто­ростепенные функции при совершении преступления, в действи­тельности может быть вовсе не второстепенным участником. Организатор преступления может выполнять второстепенные функции, например, стоять на страже, давать просто распоряже­ния и указания, однако от этого роль его в преступлении вовсе не превратится во второстепенную.

Нельзя, конечно, защищать деление на главных и второ­степенных виновников с точки зрения субъективного критерия: animus actoris и animus socii. С этой точки зрения в убийстве С. М. Кирова вина Ягоды была главной, несмотря на то, что фактически роль его выражалась лишь в указании или распоря­жении не мешать Николаеву в осуществлении своего злодей­ского замысла. Совершенно понятно, что Ягода виноват в этом злодейском убийстве не меньше, чем сам Николаев, и должен был отвечать по статье 58 ⁸ УК в полном объеме, хотя сам он все время напирал на то, что в злодейском убийстве С. М. Кирова он совершил лишь должностное преступление, что, конечно, не выдерживает никакой критики.

Однако Ягода мог бы, как это сделал Бухарин, найти в го­сподствующей теории соучастия кое-какие элементы для подоб­ного рода рассуждений.

Принцип, выраженный в статье 18 УК РСФСР, должен остаться в полной силе. Требуется лишь его дальнейшая раз­работка в соответствии с одним из основных принципов совет­ского .уголовного права — об индивидуализации преступления и наказания.

О неудовлетворительности разработки теории соучастия в со­ветском праве едва ли необходимо специально распространяться. Для примера можно сослаться на учебники Пноптковского — «Советское уголовное право» и Ошеровича и Герцензона— ■'Советское уголовное право». И в том и в другом учебнике лому вопросу отводится совершенно недостаточное место. Гер-

цензон и Ошеровнч о соучастии говорят буквально на полутора страницах. Пионтковский посвящает этому делу 18 страниц. Но все авторы избегают постановки наиболее острых и спорных проблем, причем Пионтковский рассматривает соучастие, как особый вид сотрудничества, различая простое сотрудничество и сложное сотрудничество. Разумеется, подобная терминология неуместна. Но беда, конечно, не только в терминологии и не столько в терминологии, сколько именно в том, что самое изло­жение этого вопроса ограничено пересказом различных точек зрения по этому ново,чу, без попытки самостоятельного построе­ния советской теории соучастия, отвечающей интересам и тре­бованиям социалистического строительства.

Пионтковский в изложении учения о соучастии некритически воспринимает точку зрения ходячей буржуазной теории. Это в частности, выражается в том, чю оп рассматривает укрыва­тельство не как соучастие в преступлении, а лишь как прикосно­венность к преступлению. В общей и отвлеченной форме такое утверждение неправильно, ибо укрывательство может быть од­ной из форм соучастия. Это очень характерно было выявлено на процессе антисоветского «право-троцкистского блока» при анализе преступной деятельности Ягоды, активное участие ко­торого в «блоке» выражалось именно в целой системе укрыва­тельства своих сообщников.

Пионтковский допускает, что укрывательство может быть пособничеством лишь при условии, когда оно было заранее обещано исполнителю, до совершения им преступления. Это едва ли правильно. Обещание не является обязательным усло­вием для признания укрывательства пособничеством. Укрыва­тель мог ничего не обещать, по, как участник общей преступной деятельности, помогать успеху этой деятельности своим укры­вательством. В таком случае нет никакого основания выделять его из числа других соучастников и рассматривать его лишь как прикосновенного к преступлению.

Вызывает сомнение правильность трактовки понятия со­участия как деятельности, находящейся в причинной связи с учи­ненным исполнителем преступным результатом. С этим утвер­ждением в прямом противоречии находится статья 17 УК РСФСР. И это правильно. Для понятия соучастия необходимо наличие не причинной связи, а связи вообще данного лица с совершенным преступлением.

В этом отношении представляется более правильной англий­ская доктрина. По английскому праву, участие вменяется в вину тому, кто, не будучи непосредственно выполнителем преступ­ного деяния и не присутствуя при его совершении, оказывается тем не менее так или иначе с ним связанным, причем установле­ние связи с деянием может относиться или ко времени, пред­шествовавшему совершению преступления, или к последую­щему времени. По английскому праву, когда кто-либо скрывал

у себя того, кто, как ему известно, совершил фелонию (шпионаж) или оказывал ему содействие, поддержку или помощь, — он рас­сматривается как дополнительный участник этого преступле­ния; виновным в дополнительном участии признается и тот, кто, зная, что другое лицо совершило фелонию, уклоняется от сви­детельского показания против того, чтобы помочь ему избежать обвинительного приговора, и тот, кто доставляет лицу, осужден­ному за фелонию, орудие для того, чтобы, произведя взлом тюремной решетки или замка, оно могло бежать, или доставляет средства для подкупа тюремной стражи для того, чтобы она предоставила преступнику возможность бежать^[92].

Относительно подстрекательства надо подчеркнуть особен­ности проекта соучастия, разработанного Стифеном. Этот проект расширял ответственность подстрекателя, объявляя его ответ­ственным за всякое преступление, которое было совершено в результате подстрекательства «и относительно которого подстре­катель знал или должен был знать, что оно может быть совер­шено» ².

Надлежит особо рассмотреть вопрос об ответственности под­стрекателя, независимо от того, последовало ли совершение преступления, на которое он подстрекал, или нет.

Таким образом проблема соучастия представляет не только глубокий теоретический интерес, но и интерес чисто практиче­ский, она вооружает наших практических работников юстиции необходимым в их практической судебной, прокурорской и след­ственной деятельности теоретическим оружием.

В области науки советского социалистического судебного права стоят следующие основные задачи:

а) проблема организации советской судебной системы в эпоху победившего социализма (структура судебных органов, подсуд­ность, вопросы судебного надзора, суд н арбитраж, советская судебная система и товарищеские суды);

б) разработка вопроса о природе и особенностях советского уголовного и гражданского процессов;

в) состязательность в судебном процессе;

г) теория доказательств и, в частности, учение о косвенных уликах;

д) проблема кассации в советском процессуальном праве.

Особо надлежит обратить внимание на разработку проблем

советской криминалистики в направлении создания советской криминалистики, как отрасли науки судебного права.

На научных работниках в этой области лежит обязательство поднять советскую криминалистику на более высокий уровень ее развития, вооружить советского следователя методикой и тех-

никои криминалистического расследования, опирающегося на последнее слово науки.

Я считаю нужным специально остановиться на двух вопро­сах. Это —вопрос о нашей советской теории доказательств и во­прос о. советской криминалистике. В области теории доказа­тельств, как это показала недавняя дискуссия по вопросу о пре­делах и свободе судебного убеждения, у нас имеется ряд оши­бок, даже в работах крупных советских процессуалистов. Эти ошибки объясняются неправильными, патологическими установ­ками, в свою очередь вытекающими из недостаточного овладения марксистско-ленинской методологией. Эти ошибки'—я напомню мой спор с проф. Гродзинским и проф. Строговичем — опасны тем, что открывают путь к различным кантианским и ферриан- ским концепциям. Нечего и говорінь, какое громадное значение для практической и судебной и следственной работы имеет тео­рия доказательств, являющаяся основой н, если можно так вы­разиться, душой всего процессуального права. Здесь нельзя не подчеркнуть ненормального положения в пашей науке судебного права, выражающегося в том, что эта наука изучает вопросы уголовного процесса отрывочно, вне всякой связи с вопросами гражданского процесса.

Мне представляется правильней и обеспечивающей большую эффективность научной работы такая ее организация, при кото­рой вопросы гражданского и уголовного процесса- были бы объединены в пределах одной науки—науки судебного права. Насколько вреден этот отрыв одной отрасли науки судеб­ного права (уголовный процесс) от другой (гражданский про­цесс), можно судить по таким, например, фактам: цивилисты абсолютно не занимаются разработкой теории доказательств. Для них кажется странным, когда говорят об уликах в области гражданского процесса или когда говорят о криминалистике в гражданском процессе. Между тем учение о косвенных уликах имеет немалое отношение и к цивилистике, как немалое отно­шение имеет и к криминалистике (исследование класса крови при спорах об отцовстве, исследование документов при спорах об обязательствах и т. д.). Объединение всех вопросов доказа­тельственного права в пределах общей науки советского права представляется насущной нашей задачей.

Выше мы уже говорили о задачах криминалистики. К ска­занному добавлю, что наша криминалистика в нынешнем виде удовлетворять не может. В экой области необходимо сильно продвинуться вперед. До -сих по!р криминалистика была, в сущности говоря, ведомственной прокурорской наукой. Основ­ное содержание ученых криминалистов сводилось к исследова­нию различных вещественных доказательств, актов, документов и т. п., т. е. их работа носила чисто эмпирический характен. Кри­миналистическая лаборатория Прокуратуры Союза ССР в на­стоящее время передана в состав Института права Академии

J20

наук. Здесь в тесной связи с другими научными институтами Академии наук (институтами химии, физики, математики, тех­ники и т. д.) криминалисты получают возможность серьезнее и вплотную заняться вопросами криминалистической науки.

Особо надлежит остановиться на вопросах организационного порядка.

В свете указанных задач всемерного развития советской пра­вовой науки и пропаганды советского социалистического права важное значение приобретает вопрос об овладении большевиз­мом работниками науки права, о подготовке новых научных и преподавательских кадров, об их идейном и научном росте.

В течение последнего года в этой области достигнуты неко­торые результаты (увеличение аспирантуры в юридических ву­зах, известное оживление и усиление научно-исследовательской работы по вопросам государства и права и т. д.). Однако эти результаты еще далеко недостаточны.

Надо организовать научную работу в области права в тесной, органической связи с многообразной и величественной практи­кой социалистического государства рабочих и крестьян, готовить молодых научных работников в соответствии с требованиями, предъявляемыми к науке социалистическим общественным строем.

Особенно внимание юристов и юридических исследователь­ских институтов, вузов и кафедр должно быть обращено на под­готовку и издание учебников и программ по юридическим дис­циплинам. Положение в этом отношении, несмотря на имею­щийся некоторый сдвиг, недостаточно удовлетворительно. Учеб­ники и программы страдают существенными недостатками как в отношении научной и политической четкости и правильности формулировок, так и в отношении системы расположения мате­риала. Работа над неуклонным повышением идейного уровня учебников и программ, в соответствии с указаниями товарищей Сталина и Молотова о науке и учебниках должна стать важней­шей составной частью всей работы юридических научно-иссле­довательских учреждений.

Необходимо также приступить к работе над советской энци­клопедией государства и права, историей права народов СССР, историей буржуазных государственно-правовых теорий, объеди­нив для этой работы специалистов, юристов—научных работ­ников и практиков всего СССР.

Для практического осуществления намеченных выше задач, ликвидации отставания научно-исследовательской работы в во­просах государства и права и дальнейшего развития нашей совет­ской правовой науки необходима теснейшая связь научно-иссле­довательской работы с практикой государственного строитель­ства, необходимо по-большевистски организовать дружную и плодотворную научную деятельность исследовательских учреж­дений и научных работников под знаменем марксизма-

ленинизма, под руководством партии Ленина — Сталина на благо народов СССР и всего прогрессивного человечества.

Таковы основные наши задачи в области науки советского социалистического права. Они далеко не исчерпаны мною, но, однако, основные задачи намечены.

На нашей конференции представлены все научно-исследова­тельские институты и кафедры права и государства наших юри­дических вузов. После длительного перерыва сегодня вновь со­брался коллектив советских юристов, работающих в области теории права и государства.

Мы уверены, что на основе работы конференции советская наука права двинется вперед. Мы сумеем окончательно выкор­чевать из пашен правовой почвы последние остатки вредитель­ских, антимарксистских, антиленинских извращений и на расчи­щенной почве под великим ленинско-сталинским знаменем семи­мильными шагами двинемся вперед. Под руководством партии Ленина-—Сталина и на нашем правовом фронте мы одержим победы на благо советского народа и пашен великой родины! (Продолжительные аплодисменты.)