§ 2. Правовые последствия признания договора незаключённым

В первую очередь, здесь необходимо заметить, что законодательством не предусмотрено каких-либо специальных норм, посвящённых последствиям признания договора незаключённым. В законе указывается лишь на констатацию незаключённости того или иного договора вследствие несоблюдения требований к согласованию существенных условий договора, государственной регистрации договора, отсутствия произведённой передачи по реальному договору.

Подобная скупость норм права породила неоднозначные взгляды на возможные последствия такого признания.

Дореволюционные цивилисты, рассматривая вопрос о правовых последствиях незаключённого договора, связывали таковые с ненаступлением того правового эффекта, на который договор был направлен¹. И с данным тезисом можно согласиться в полной мере. Однако для понимания сущности незаключённости гражданско-правового договора как юридического факта этого, очевидно, недостаточно. В настоящее время в цивилистической литературе делаются самые разнообразные попытки классификации правовых последствий незаключённого договора (как указывается в литературе) или незаключённости договора.

К примеру, А. А. Савин указывает, что «незаключённый договор не порождает правовых последствий, за исключением тех, что связаны с его незаключённостью и направлены на восстановление имущественной сферы лица, права или охраняемые законом интересы которого нарушены, либо на обеспечение заключения договора» . Из приведённой цитаты следует, что автор, очевидно, имел в виду, что незаключённый договор не влечёт тех последствий, которые стороны желали достичь при его заключении. Далее он выделяет две группы правовых последствий незаключённого договора: 1) направленные на восстановление имущественноправовой сферы участников, включая возмещение убытков, возврат переданного как неосновательного обогащения, начисление процентов по правилам ст.

1107, 395 ГК РФ; 2) последствия, направленные на обеспечение заключения договора - принудительное заключение договора при уклонении стороны, для которой заключение такого договора является обязательным (п. 3 ст. 165 ГК РФ (п. 2 в редакции Федерального закона от 07.05.2013 № 100-ФЗ)), п. 4 ст. 445 ГК РФ, ст. 1362 ГК РФ) . Вторая группа последствий признания договора незаключённым не может являться таковой в собственном смысле. Связано это с тем, ^[406] ^{^[407] ^[408] что, как ранее указывалось в § 2 главы 1 настоящего исследования, сама по себе процедура заключения договора, которая является обязательной для одной из сторон, обладает значительной спецификой и в этом смысле представляет собой некое исключение, особый порядок. Следуя логике автора, сюда необходимо отнести также случаи заключения публичного договора и обязанность заключить договор в случае проведения торгов. Однако, думается, что признавать подобные договоры именно незаключёнными не вполне верно, поскольку таковые всё равно будут заключены в смысле, понимаемом нами в настоящем исследовании. Незаключённость таких договоров является восполнимой в соответствии с нормой закона, так как можно понудить к их заключению (за исключением п. 3 ст. 165 ГК РФ - о данной норме речь шла в § 3 главы 2 настоящей работы; здесь незаключённость договора в собственном смысле слова для сторон отсутствует), либо, в противном случае, иное влечёт применение определённых мер ответственности, что, полагаем, не является характерным для института незаключённости договора. Договоры, заключение которых обязательно для одной из сторон, обладают такой спецификой именно в силу зачастую наличия в качестве субъектов правоотношения публично-правового образования в виде органов государственной власти Российской Федерации, органов государственной власти субъекта Российской Федерации, органов местного самоуправления, менее защищённой стороны в договоре (когда заключается договор, например, между физическим лицом и субъектом предпринимательской деятельности) либо в силу данных уже ранее обязательств, что обусловливает их особый порядок заключения.
Таким образом, такие договоры зачастую выходят за рамки частно-правовой сферы, а их заключение предопределено императивными нормами закона, что обусловливает, в свою очередь, специфику проявления принципа свободы договора в данном случае. И ещё один момент, на который следует обратить внимание в данной классификации - не вполне оправданная терминология. Сам по себе «незаключённый договор» правовых последствий не влечёт, таковые возникают вследствие констатации именно «незаключённости договора». Данные понятия не идентичны. Указание на «незаключённый договор» в контексте правовых последствий может влечь различного рода неточности, в частности, что таковой представляет собой какую-то особую разновидность договора. В целом в настоящее время сформировались три основные позиции на понимание правовых последствий незаключённости договора исходя из её правовой природы.
В соответствии с первым подходом к незаключённости договора следует применять последствия недействительности сделок. Представителями данной позиции отмечается, что, в частности, реституция в наибольшей мере способствует реализации интересов сторон незаключённого договора, а потому и подлежит применению. Далее они исходят также из наличия в некоторых случаях, например, при уклонении от государственной регистрации договора или при несогласовании существенного условия договора, противоправности действий стороны, а потому возможности применения и конфискационных мер. А поскольку поведение стороны является противоправным, можно также возместить и реальный ущерб. Причём такой подход формулируется, исходя из признания самостоятельности категории незаключённости договора¹.
Согласно второму подходу в связи с отсутствием норм о правовых последствиях признания договора незаключённым необходимо применять нормы общего института о неосновательном обогащении, предусмотренного гл. 60 ГК РФ. Данный подход, в частности, отражён в п. 4 ст. 446.1 Проекта ГК РФ. Отмечается также, что положение п. 4 ст. 1109 ГК РФ о невозможности возврата переданного во исполнение несуществующего обязательства как раз- таки распространяется на случаи незаключённости договора.
Кроме того, указывается на недопустимость применения последствий недействительности сделок^[409] ^{^[410]. Соответственно невозможно применять нормы закона о реституции, возмещении реального ущерба и каких- либо конфискационных мерах. В литературе довольно часто отмечается, однако, что правила о неосновательном обогащении не всегда могут применяться, поскольку истребовать по этим правилам можно лишь вещь, определённую родовыми признаками^[411]. И третий подход, с которым совершенно нельзя согласиться, указывает на то, что незаключённый договор может не порождать никаких последствий вообще^[412].
Справедливости ради, отметим, что второй подход всё же пользуется наибольшим распространением в цивилистической литературе. Подход же, указывающий на применение последствий недействительности сделок, не является оправданным в силу уже высказанных в § 3 главы 1 настоящей работы соображений о недопустимости смешения данных институтов. В судебной практике также до недавних пор не было единообразия на этот счёт. Можно было встретить судебные акты, применяющие к незаключённым договорам последствия недействительности сделок. Унификации судебной практики в этой области способствовали постановления Президиума ВАС РФ от 17.04.2002 № 10575/01, от 29.01.2013 № 11524/12^[413], которыми отмечалось, что при признании договора незаключённым применяются правила о неосновательном обогащении. Поэтому в настоящее время всё же выработался единый подход в применении последствий незаключённости договора в виде применения правил о неосновательном обогащении.
Применительно к позиции, утверждающей, что незаключённость договора не влечёт вообще никаких последствий важно отметить следующее. Представляется, что правовые последствия как таковые при признании договора незаключённым наступают всегда. Они зависят от того, в частности, было ли произведено между сторонами какое-либо исполнение. Если исполнение произведено не было, то суд лишь аннулирует существовавший между сторонами «договор», констатируя незаключённость последнего.
Соответственно, факт признания договора незаключённым в таком случае влечёт правовые последствия только в виде констатации отсутствия договора между лицами, то есть устранении видимости наличия договора, что, несомненно, означает установление определённости во взаимоотношениях сторон. Если исполнение было произведено по «договору», то суд применяет положения гл. 60 ГК РФ. Положения о реституции, мерах, предусмотренных ст. 169 ГК РФ, и возмещении реального ущерба неприменимы ввиду следующих соображений. Кстати, интересно отметить, что Д. О. Тузов рассматривает институт реституции довольно широко, указывая, что «реституция и конфискация - последствия не самой сделки, а произведённого по ней неосновательного предоставления»^[414]. Автор, по сути, разграничивая два явления - сделку как таковую и произведённое по ней исполнение, являющееся последствием не сделки, а некоего фактического действия, рассматривает неосновательное обогащение как разновидность реституции. Такой подход является последовательным с точки зрения, придерживаемой автором. Итак, общеизвестно, что двусторонняя реституция представляет собой главное имущественное последствие признания сделки недействительной в виде возврата имущества, переданного по такой сделке. Следует обратить внимание, что реституция является основным правовым последствием именно недействительности сделок. Выше по тексту уже упоминалось
0 различении конструкций недействительных сделок и незаключённых договоров. Таким образом, реституция производится непосредственно из сделки состоявшейся, но имеющей определённый порок, дефект, в то время как незаключённость договора в своей основе имеет сделку несостоявшуюся. Налицо различные объекты для применения правовых последствий - правонарушение (недействительная сделка) и несостоявшаяся сделка. Указанный момент игнорировать не следует, он имеет существенное значение для определения юридических последствий данных явлений. Кроме того, судебная практика в настоящее время также поддерживает подход, не допускающий применение реституции к случаям незаключённости договора (например, решения Сальского городского суда (Ростовская область) от 09.02.2015 по делу № 2-100/2015, Россошанского районного суда (Воронежская область) от 22.10.2014 по делу №2-о396/2014, постановление Восемнадцатого арбитражного апелляционного суда от 19.06.2014 по делу № А07-20408/2012).
Различного рода компенсационные меры также не могут являться правовым последствием незаключённости договора. Обусловлено это тем, что последние представляют собой определённые формы гражданско-правовой ответственности в силу неисполнения или ненадлежащего исполнения обязательства. В основе ответственности лежат такие категории как правонарушение, являющееся основанием таковой, и собственно личность правонарушителя. Так, А. А. Собчак даёт такое определение гражданско-правовой ответственности - «это предусмотренная законом или договором мера государственного принуждения имущественного характера, применяемая в целях восстановления нарушенного состояния и удовлетворения потерпевшего за счёт правонарушителя»¹. Вместе с тем, думается, что не всегда ответственность - это только мера принуждения в гражданском праве. Категория ответственности в гражданском праве является более многогранной. Далее в юридической литературе в целом приводятся такие виды юридической ответственности как позитивная (определённая нравственная составляющая, восстановление справедливости и т.д.) и негативная (возложение на правонарушителя мер негативного характера). Выше по тексту уже указывалось на то обстоятельство, что незаключённость договора как таковая не является неправомерным действием и, как следствие, правонарушением. Действия сторон при заключении сторон предполагаются добросовестными. Суд не исследует вопросы вины при рассмотрении вопроса о признании договора незаключённым, он лишь констатирует наличность или отсутствие последнего. Как такового «нарушенного состояния» здесь также не наблюдается, поскольку в данном случае речь идёт о категории оспаривания договора, а не о нарушении такового.
Однако в литературе встречается мнение, что незаключённость договора представляет собой правонарушение стороны, соответственно, влекущее возникновение охранительного обязательства, в свою очередь, имеющего своим последствием кондикцию^[415] ^{^[416]. При этом, по мнению некоторых авторов, действия по предоставлению исполнения по незаключённому договору имеют объективно противоправный и виновный характер, так как движение материальных и нематериальных благ происходит без предварительного согласования и до заключения полноценного договора. Далее, одним из авторов делается не вполне последовательный довод о нарушении вследствие данного обстоятельства принципа свободы договора¹. Однако, представляется, что далеко не во всех случаях взыскание неосновательного обогащения связано с виновными, противоправными действиями стороны. Хотя многие авторы и ставят знак равенства между неосновательностью обогащения и неправомерностью^[417] ^{^[418] ^[419].}}
А. В. Климович, в частности, в этом смысле справедливо отмечает, что иск о взыскании неосновательного обогащения представляет собой меру защиты и имеет место при наличии в совокупности двух условий: 1) обогащение одного лица за счёт другого; 2) неосновательность такого обогащения. Далее отмечается собственно тот момент, что кондикционное притязание может быть дополнено автономно также и другими требованиями, являющимися по своей природе уже мерами гражданско-правовой ответственности (возмещение убытков, уплата процентов и др.) . Поэтому смешение кондикционного обязательства с мерами ответственности, где важное значение для квалификации имеют вина и недобросовестность, недопустимо.
Зачастую стороны одновременным согласованным волеизъявлением вступают в договор, но не соблюдают всех требований закона, добросовестно полагаясь на его заключённость. Гражданский оборот весьма разнообразен. Направленность кондикционного обязательства иная, нежели у деликтного, представляющего собой зачастую разновидность гражданскоправовой ответственности. Целью собственно кондикции является восстановление имущественной сферы сторон. Институт кондикции носит общий характер, охватывает собой как виновное, так и безвиновное поведение, независимо от причин и мотивов и не опосредует ответственность - может возникать не только из действий, но и из событий. Незаключённость же договора сама по себе представляет собой не правонарушение, а специфический, нетипичный юридический факт, имеющий в своей основе правомерные действия сторон. Известно, что охранительные отношения в противовес регулятивным возникают не только в результате правонарушения, но и в результате оспаривания, и при других препятствиях в осуществлении права. Охранительный характер института кондикции применительно к институту незаключённости договора, полагаем, обусловлен необходимостью восстановления положения субъектов гражданского оборота, совершивших ошибку при вступлении в те или иные отношения. Институт кондикционных обязательств - это своего рода вспомогательный инструмент законодателя, выступающий в качестве некой системы сдержек и противовесов и необходимый для охраны и защиты прав физических и юридических лиц. Поэтому говорить о правовых последствиях признания договора незаключённым с точки зрения ответственности (позитивной или негативной), полагаем, недопустимо. Основанием для применения норм о неосновательном обогащении является собственно факт обогащения как посредством приобретения (безосновательный «плюс»), так и посредством сбережения (безосновательное отсутствие «минуса») имущества.
Такой подход к пониманию характера правовых последствий незаключённости договора в виде неосновательного обогащения, исключающий применение мер ответственности, в полной мере согласуется с современной судебной практикой. Из текстов судебных актов можно неоднократно встретить положение о том, что для случаев признания договора незаключённым законодательство не предусматривает иных положений, кроме изложенных в гл. 60 ГК РФ¹. Однако здесь же стоит отметить существующую иную практику толкования собственно правового последствия признания договора незаключённым в виде применения норм о неосновательном обогащении. Так, в постановлении Арбитражного суда Волго-Вятского округа от 21.03.2013 по делу № А79-306/2012 отмечено весьма сомнительное высказывание о том, что «судебное решение, основанное на ошибочном применении к требованию о возврате имущества, переданного по незаключённому договору, норм о соответствующем договоре, а не правил о неосновательном обогащении, не подлежит отмене, если ошибка не привела к принятию неправильного по существу судебного акта» . Полагаем, такого рода ошибки недопустимы, поскольку основаны на в корне неверном применении норм материального права. По сути, получается, что незаключённый договор влечёт последствия, предусмотренные в нём же, тогда договор и вовсе косвенным образом признаётся заключённым, что впоследствии может влечь разного рода разногласия, неточности и дальнейшие споры субъектов гражданского оборота. Подобные решения судов подлежат отмене в связи с неправильным применением норм материального права (ч. 2 ст. 288 АПК РФ).
В аспекте применения положений института неосновательного обогащения к индивидуально-определённым вещам отметим следующее.
Действительно, принято считать, что по кондикционному обязательству можно истребовать только вещь, определённую родовыми признаками, а индивидуально-определённая вещь может быть истребована только в порядке виндикации^[420] ^{^[421] ^[422]. Традиционным для цивилистической литературы является разграничение кондикционного и виндикационного требования на основе того, что только по второму можно возвратить вещь, определённую индивидуальными признаками. Указывается, что именно при помощи виндикации истребуется имущество индивидуально-определённое, поскольку виндиционный притязание предполагает наличие у истца права собственности на это имущество, что нельзя сказать о притязании кондикционном¹. Другим критерием отграничения данных исков авторы называют наличие имущественной выгоды у ответчика при кондикционном притязании, в то время как в виндикационном требовании её может и не быть^[423] ^{^[424]. Также отмечается исключительно дополнительный характер требования из кондикции по отношению к виндикации^[425]. На наш взгляд, такие умозаключения удобны лишь для общего разграничения виндикационного и кондикционного исков. Более глубокое изучение и осмысление данных притязаний позволяет говорить о достаточно условной грани между ними ввиду следующего. Терминология ГК РФ и в ст. 302, посвящённой виндикации, и в гл. 60, а точнее в п. 1 ст. 1102, выражена посредством использования таких слов как «приобретатель», «приобретать» в едином значении, не подразумевая именно перехода в собственность приобретателя того или иного имущества. Сами по себе конструкции данных статей также весьма схожи, различие состоит лишь в том, что кондикция охватывает собой все возможные случаи неосновательного перемещения имущества, а виндикация лишь такие случаи, когда имущество переходит к другому лицу помимо воли собственника или иного титульного владельца такового. Применительно к объекту перемещения - индивидуально-определённой вещи, отметим, что нет оснований считать, что при использовании конструкции гл. 60 ГК РФ во всех случаях возвращается не та самая вещь, а лишь её заменитель (того же рода и качества), поскольку это противоречит ст. 1104 ГК РФ, согласно которой составляющее неосновательное обогащение приобретателя имущество подлежит возврату в натуре. Более того, п. 2 этой же статьи предусмотрена ответственность приобретателя за недостачу или ухудшение имущества, составляющего неосновательное приобретение.}}
Надо отметить, что в каждом конкретном случае необходимо исходить из существа правоотношения сторон. Так, на практике можно встретить не единичные случаи, когда по
кондикционному иску истребуется недвижимое имущество¹. Кроме того, согласно п. 65 постановления Пленумов ВС РФ и ВАС РФ от 29.04.2010 № 10/22 «О некоторых вопросах, возникающих в судебной практике при разрешении споров, связанных с защитой права собственности и других вещных прав» в случае расторжения договора купли-продажи недвижимости продавец, не получивший оплаты по нему, вправе требовать возврата переданного покупателю имущества на основании ст. ст. 1102, 1104 ГК РФ . Представляется, что в случае, когда по договору, признанному незаключённым, осуществлена передача имущества, определённого индивидуально-определёнными признаками, такая вещь может быть возвращена на основании норм о неосновательном обогащении в рамках применения последствий незаключённости договора судом, исходя также из соображений целесообразности и процессуальной экономии. Ещё одним подтверждением возможности возврата индивидуально-определённой вещи является п. 10 Обзора № 165, где сказано, что при рассмотрении подобного требования истец не обязан доказывать своего права собственности на спорное имущество. В данном пункте Президиум ВАС РФ отметил необходимость именно возврата неосновательно приобретённого имущества в силу собственно отсутствия правового основания такого приобретения. Данным положением о возврате неосновательно приобретённого не усматривается разрешение вещно-правовых споров. Эти вопросы находятся в иной плоскости.
Можно встретить и такую позицию, согласно которой в данном случае требования в отношении индивидуально-определённой вещи подлежат удовлетворению и в порядке кондикции, и в порядке виндикации . Это обусловливается всё тем же общим характером института кондикции.
Н. Г. Соломина отмечает, что положения гл. 60 ГК РФ можно применять не дополнительно, субсидиарно к требованию о виндикации вещи, сохранившейся в натуре, а напрямую, кроме случаев выбытия имущества по воле титульного владельца и истребования этой вещи от добросовестного приобретателя, приобретшего её возмездно от лица, не имеющего права его отчуждать^[426] ^{^[427] ^[428] ^[429]. В последнем случае правила ГК РФ о неосновательном обогащении подлежат применению лишь дополнительно.}
Представляется, что при рассмотрении споров о признании споров незаключёнными анализируются именно обязательственные связи сторон, вещно-правовые аспекты перемещения вещей имеют второстепенное значение в этом смысле. Поэтому во всех случаях при признании договора незаключённым, когда было произведено какое-либо исполнение (в том числе перемещение индивидуально-определённой вещи), следует применять нормы о
неосновательном обогащении.
Далее, в судебной практике также возник вопрос о правовых последствиях признания договора незаключённым для субдоговоров. По данному вопросу не сложилось единого подхода.
Согласно первой позиции субдоговоры следует признавать недействительными (ничтожными) (например, постановления Арбитражных судов Поволжского округа от 19.09.2011 по делу № А12-7333/2010, Центрального округа от 28.04.2008 по делу № А14-6148-2006/351/30, Северо-Кавказского округа от 13.09.2006 по делу
№ А63-4615/2006-С7, Уральского округа от 28.08.2006 по делу № А60-31454/2005). Вторая позиция исходит из того, что при признании основного договора незаключённым субдоговор является также незаключённым (например, постановление Арбитражного суда Центрального округа от 06.05.2008 по делу № А23-1226/07Г-3-60). В пользу данной позиции также можно привести определение ВАС РФ от 19.11.2007 по № 14422/07 по делу № А60-34498/2006-С1, где указано, что «... спорные договоры аренды и субаренды являются незаключёнными, ... поскольку в соответствии с пунктом 3 статьи 607 Гражданского кодекса Российской Федерации в договоре аренды должны быть чётко указаны данные, позволяющие определённо установить имущество, подлежащее передаче арендатору в качестве объекта аренды». Кроме того, также в п. 19 Обзора № 66 указано, что правило о незаключённости договора аренды ввиду отсутствия государственной регистрации распространяется и на договоры субаренды.
При этом стоит отметить, что суды, придерживающиеся как первой, так и второй позиции по данному вопросу, никаким образом не мотивируют признание субдоговора недействительным (ничтожным) или незаключённым, а указывают на это как на само собой разумеющееся обстоятельство. Думается, что данный вопрос должен быть разрешён, поскольку он имеет весьма важное значение для всех суботношений в принципе.
Так, разнообразие гражданских правоотношений предопределяет выделение, помимо основных отношений, также и так называемых «суботношений». Согласно словарю иностранных языков приставка суб- означает, что такие отношения являются «подчинёнными», «неглавными», «неосновными», зависящими от других^[430]. В литературе относительно места субдоговоров в гражданском праве сложились две основные противоположные позиции в контексте их соотношения с формой участия третьих лиц в договоре и обязательстве.
Согласно первой - субдоговор является формой исполнения третьими лицами обязательства. В пользу данного подхода говорит возможность применения к некоторым суботношениям правил ст. 403 ГК РФ и п. 1 ст. 313 ГК РФ. По сути, речь идёт об институте возложения исполнения, когда третье лицо берёт на себя исполнение по договору, обязанность которого лежит на должнике. В литературе отмечается, что при возложении исполнения происходит лишь фактическая замена должника, третье лицо не становится стороной договора, так как по отношению к кредитору оно выполняет лишь отдельные фактические действия¹. С. Н. Мокров, например, говоря об исполнении обязательств генерального подрядчика, коими являются обязанности перед заказчиком построить или реконструировать какой-либо объект недвижимости, также указывает, что привлечение к исполнению субподрядчиков представляет собой не что иное, как частный случай возложения исполнения на третьих лиц согласно ст. 313 ГК РФ . Соответственно, он делает вывод, что конструкция возложения исполнения вполне применима к суботношениям. И. В. Кисель совершенно верно подвергает критике мнение авторов, которые в подтверждение данного подхода в пример приводят ст. 706 ГК РФ, согласно которой подрядчик вправе привлечь к исполнению своего обязательства других лиц^[431] ^{^[432] ^[433]. Полагаем, данная норма совсем не идентична по содержанию и смыслу ст. 313 ГК РФ, поскольку последняя говорит о собственно исполнении, а не о поручении выполнения отдельных видов работ, обеспечивающих такое исполнение.}
Согласно второй позиции субдоговор представляет собой форму (разновидность) участия третьих лиц в обязательстве. Сторонники данного подхода выделяют понятие «обязательства с участием третьего лица» в узком и широком смыслах - так называемая «теория сложных обязательств». В узком смысле обязательство с участием третьего лица представляет собой единое обязательство со сложной структурой. В широком же смысле обязательство с участием третьих лиц - «одно из пары взаимосвязанных посредством общего субъекта и в то же время относительно самостоятельных обязательств», охватывающее собой, в частности, обязательства из перепоручения и переадресования исполнения, обеспечительные обязательства^[434]. В. А. Белов категорично критикует данную точку зрения, указывая, что такая теория не подпадает под общепринятые определения понятия обязательства и правоотношения. Он указывает, что всякое правоотношение состоит из одного субъективного права и одной юридической обязанности, корреспондирующей ему. Если возникает несколько субъективных прав и юридических обязанностей, налицо несколько различных правоотношений¹. Далее в литературе указывается, что третьи лица - это лица, которые имеют интерес к объекту обязательства , подразделяющийся на прямой (например, интерес залогодержателя) и опосредованный (например, интерес субподрядчика по отношению к генподрядчику и заказчику) . В. В. Кулаков делает весьма аккуратный и своего рода дипломатичный вывод, указывая, что в случае, когда в обязательство вступает третье лицо, в каждом конкретном случае необходимо внимательно анализировать структуру правоотношения и, соответственно, делать вывод о том, является ли это лицо заинтересованным в данном обязательстве^[435] ^{^[436] ^[437] ^[438].}
Думается, всё же, что третье лицо участником соответствующего правоотношения не становится, поскольку субдоговор полностью «следует» за договором основным, а потому во всём повторяет его судьбу, в том числе при признании последнего незаключённым. То есть субдоговор обладает признаком акцессорности. Такое понимание суботношений находит отражение и в юридической литературе^[439].
Таким образом, вышеизложенное позволяет представить следующую классификацию правовых последствий незаключённости гражданско-правового договора:
1) исходя из критерия собственно незаключённости договора как юридического
факта:
а) констатация отсутствия договора;
б) прекращение «договора» (то есть того действия, которое подразумевало наличие некоего правоотношения);
в) возврат неосновательного обогащения;
2) в зависимости от добросовестности (недобросовестности) действий сторон в преддоговорных отношениях: взыскание убытков с недобросовестной стороны или отсутствие такого взыскания;
3) в зависимости от наличия фактических отношений сторон в связи с договором, признанным незаключённым:
а) «исцеление» договора, на заключение которого была изначально направлена воля сторон;
б) переквалификация отношений сторон в иной договор, предусмотренный ГК РФ;
в) переквалификация отношений сторон в иной договор, не поименованный ГК РФ;
г) констатация отсутствия фактических отношений сторон.
Исходя из приведённой классификации можно отметить, что необходимо говорить о правовых последствиях именно незаключённости договора как особого юридического факта, имеющего правовое значение как для сторон такого «договора», так и для третьих лиц. Здесь намеренно не приведена отдельно классификация правовых последствий в зависимости от основания признания договора незаключённым, поскольку следует исходить из уже установленного судом факта его незаключённости. В противном случае, когда есть возможность восполнения того или иного основания признания его незаключённым, о незаключённости договора как юридическом факте говорить уже не приходится.}}

<< | >>

↑

Источник: Зейналова Рагима Алиевна. НЕЗАКЛЮЧЕННОСТЬ ГРАЖДАНСКО-ПРАВОВОГО ДОГОВОРА: ПРОБЛЕМЫ ТЕОРИИ И ПРАКТИКИ. ДИССЕРТАЦИЯ на соискание учёной степени кандидата юридических наук. Иркутск - 2018. 2018

Скачать оригинал источника

Еще по теме § 2. Правовые последствия признания договора незаключённым: